Однако численное превосходство турок — более чем в восемь раз — не позволило генералу перейти в общее наступление. К тому же он постоянно помнил, что основная его задача — охрана правого фланга и обоза, что давало возможность штурмовым колоннам Багратиона-Мухранского действовать без оглядки на собственные тылы. Поэтому Чавчавадзе остался на месте, еще дважды отразив контратаки турок.
Когда Багратион-Мухранский и Багговут захватили неприятельские батареи, а генерал Кишинский повел русскую пехоту на центр турецких позиций — противник дрогнул и побежал. Это бегство совпало с последней атакой османов на группу Чавчавадзе, который также опрокинул врага.
Бегство стало всеобщим, и уже никто и ничто не могло его остановить. Так закончилось самое крупное сражение Восточной войны на Кавказском театре военных действий. Русские тем самым показали: имея в этой войне противниками Англию, Францию, Турцию, Сардинию, Швецию, Австрию и все более и более примыкавшую к ним Пруссию, они могут тем не менее не только защищаться, но и нападать.
Действительно, на Кавказе русская армия в эту войну доказала собственную боеспособность многажды. В следующем году был разгромлен турецкий корпус у реки Чолок, насчитывавший 34 тысячи человек, взят Баязет, а через год и еще одна твердыня — крепость Карс.
Победа на Башкадыкларских высотах была оценена по достоинству. Три генерала — Багратион-Мухранский, Багговут и Чавчавадзе — получили орден Святого Георгия III степени, а командующий корпусом Бебутов — II степени. Кстати, за всю Восточную войну было два награждения орденом Святого Георгия II степени. Первую не дали за всю войну ни одному человеку. Кроме князя Бебутова его получил Павел Степанович Нахимов за Синоп. Это лучше всяких аргументов говорит о значимости победы русского корпуса при Башкадыкларе.
Последний бой17 октября 1854 года был награжден орденом Святого Георгия IV степени
«по представлению Командующего Отдельным Кавказским Корпусом и согласно удостоения Кавалерской Думы Военного ордена, в воздаяние отличных подвигов мужества и храбрости, оказанных в сражении с Турками: 27-го Мая сего года, близ Нигоитских высот, под Лянчхутом: …13-й артиллерийской бригады Капитан Илья Гулевич, который, при наступлении неприятеля в превосходнейших силах на левый фланг нашей позиции при Лянчхуте, шесть раз останавливал натиск неприятельских колонн и, наконец, опрокинув их действием артиллерии, дал возможность нашим войскам нанести конечной поражение неприятелю, при чем он сильно ранен…»
Указ о награждении уже не застал Илью Алексеевича Гулевича в живых — за неделю до этого он скончался от раны, полученной в бою недалеко от Нигоитских высот.
И в смерти он остался таким же, каким был и всегда, — тихим, старающимся стушеваться, дабы не доставлять хлопот окружающим, совершающим то, что он считал необходимым и должным, со скромным, непоколебимым мужеством уверенного в своей правоте человека, всей своей жизнью доказавшего и себе, и окружающим это.
Илья Гулевич происходил из дворян Смоленской губернии. Окончив в 1834 году второй кадетский корпус, он, имея от роду 21 год, был выпущен в артиллерийскую бригаду прапорщиком. С этой бригадой и была связана вся его дальнейшая жизнь. Илья не бегал за чинами, а чины не особенно искали его: за двадцать лет службы он дорос всего лишь до капитана. Только не это было для него главным. Основным жизненным его принципом, как он частенько повторял, было «в службе — долг».
Может быть, так и тянулась бы эта размеренная жизнь незаметно, неторопливо, если бы не война…
России на протяжении многих веков приходилось почти постоянно отбиваться на границах от многочисленных и разнообразных захватчиков. XIX век не был исключением. Почти каждое десятилетие — новая война, если только она сама не длилась десятки лет. На долю Гулевича выпала война Восточная, или Крымская.
В 1853 году Гулевич вместе с 13-й артбригадой прибыл на Кавказ, и уже в течение зимы 1853/54 года успел побывать два раза в деле: в самом начале января — при рекогносцировке Николаевского укрепления, занятого в то время турками, и 21 же января — при атаке османами русской позиции у Чихотского моста.
Потом были еще бои, но командование отряда, действовавшего на Гурийской границе, считало возможным обходиться пока без 13-й артбригады — ее время было еще впереди. И вот оно настало…
22 мая передовая колонна русского отряда в составе первого батальона Егерского и четвертого батальона Брестского пехотного полков, Гурийской милиции и двух горных орудий под командованием полковника Эристова расположилась у подошвы Нигоитских высот, на правом берегу реки Супсы.
У князя Эристова был приказ — пресечь движение неприятельских войск, вскоре ожидавшееся, — поэтому он и занял небольшую площадку впереди широкого, покрытого лесом ущелья, которое туркам невозможно было миновать. Позиция представляла собой тесную, немного возвышенную местность, окруженную почти со всех стороны лесом и чрезвычайно пересеченную.
В ночь на 27 мая полковник получил от местных жителей сведения, что турецкий отряд, незадолго до этого переправившийся около селения Баялеты с левого берега Супсы на правый, готовится напасть на русских. В ответ на это Эристов придвинул к себе на Нигоитские высоты из урочища Квиан четвертый батальон Белостокского полка с двумя орудиями легкой батареи 13-й артиллерийской бригады, с которой часов в шесть утра и прибыл Гулевич.
С рассветом пришли разведчики и объявили, что турки — не менее 12 тысяч — идут по направлению к высотам, занятым русским отрядом. Часть своих сил они отделили, дабы обходным маневром отрезать Эристова от Усть-Цхенис-Цхали.
Уверенные в скорой и окончательной победе, турки шли не скрываясь, и их удалые песни и барабанный бой разносились далеко по округе. Долгие минуты противника было только слышно, но не видно: с трудом проходимая местность резко замедляла движение.
Так что у полковника Эристова было время подготовиться к достойной таких бесстрашных людей встрече. И командир подготовился: оставив на старой позиции для охраны обоза две роты белостокцев и рассадив сотни четыре милиции в завалах для прикрытия горной дороги от Супсы и частично для охраны тыла, с остальными он ровно в 11 часов утра двинулся навстречу противнику, желая предупредить его на марше.
И через час противники встретились у Лянчхута, на небольшой полянке среди леса, верстах в трех от Нигоитской позиции.
Бой для отряда Эристова начался удачно: майор Момбелли с батальоном егерей штыковой атакой прорвал центр турецкой позиции. В это же время капитан Вельяминов захватил орудия противника, тем самым лишив его единственных двух пушек. Одновременно с Момбелли и Вельяминовым повел в атаку четвертый батальон Брестского пехотного полка майор Шафиров, опрокинувший правый фланг турок. Там было большое скопление неприятеля, но, несмотря на все его усилия, враг ничего не смог противопоставить русскому штыку.
Центра позиции османов не существовало, по фланги были еще сильны, и поэтому Эристов отправил к маленькому резерву, находившемуся в трех верстах от боя и состоявшему из двух рот белостокцев, сначала Гулевича с его двумя полевыми орудиями, а затем и остальные два — горные. Ну, и обе турецкие пушки.
Едва артиллеристы успели подойти к белостокцам, как со всех сторон начали наседать массы турок, принявшихся энергично обстреливать небольшой русский отряд, а вскоре и пошедших в шашки. Русские были окружены со всех сторон. Неприятель беспрерывно атаковал, рассчитывая разделаться с небольшой горсточкой, отбить свою артиллерию и захватить все орудия противника до тех пор, пока основной бой не завершится, и Эристов не мог более пока ничем помочь Гулевичу и белостокцам. Турки понимали, что, захватив все орудия, они имеют реальный шанс переменить картину боя в лучшую для себя сторону. И поэтому они беспрерывно и яростно атаковали.
Но русский отряд, несмотря на малочисленность, оказался довольно зубастым. Гулевич почти все время успевал разворачивать все шесть орудий вовремя против основной волны нападающих и в упор расстреливал их картечью. Когда атака шла сразу со всех сторон — тогда уже белостокцы бросались в штыки, отгоняя от батарей чересчур ретивых турок. Но все же численный перевес неприятеля сказывался — через час боя половина артиллерийской прислуги была уже перебита. Сам Гулевич был ранен в ногу в самом начале боя, но так и не успел себя перевязать. Лошадь под ним убили еще раньше, и теперь он сам наводил орудия, сам всем распоряжался и еще успевал подбадривать сотоварищей.
Турки постепенно начали сосредоточивать весь огонь на русских артиллеристов, осознав в них основную опасность. И прежде всего на офицерах. Тактика себя оправдала Гулевич вскоре был тяжело ранен в живот. Почувствовав, что теряет сознание от боли и не желая показать слабость солдатам — подобное состояние командира может фатально сказаться на всем течении боя, — он отошел за сарая и велел двум солдатам из бывших поблизости перевязать себя. Только они окончили перевязку, как к Гулевичу подбежал фейерверкер.
