Мурад Дост - Сколько ног у обезьянки?

Весна в Галатепе оглушительна. Звенит воздух, носятся повсюду ошалевшие собаки, надрываются в трелях птицы, без причины орут ослы, а по склонам гор разливается яркая зелень.

И вот, среди всего этого буйства звуков и красок, ходят по школьному двору два раздраженных человека: завуч и табунщик Хасан. Ходят и ругаются.

— Средь бела дня! Прямо как басмачи! — возмущается Хасан.

— Вы полегче! — строго отвечает завуч. — Тут советская школа, а не банда. И вообще, нужны доказательства.

— Чего тут доказывать, басмачи и есть!

— Опять вы за свое! — повышает голос завуч.

— Найдите моих коней! — закричал табунщик. — Я к председателю пойду!

— Ну, сразу уж и к председателю. Я же сказал… Еще неизвестно, кто угнал коней. Может, чонкаймышцы?

— У тех дети как дети, — возразил табунщик. — Это все наши, галатепинские. Наши повадки, неужели не чувствуете?

— Но можете сами удостовериться, коней у нас нет.

Табунщик оглядел пустой двор и сплюнул. Вышли за ворота, и тут…

Прямо на них по улице, с визгом и гиканьем, мчалась ватага мальчишек на конях.

— Ну, а это что? — спросил табунщик.

Завуч был нем.

— Ну, что это, что?! — надрывался табунщик.

— Вот черт! — пробормотал наконец завуч. — Опять седьмой «Б».

В учительской сидят завуч, директор, историк Акбаров, ботаник Агзамов и еще несколько свободных от уроков учителей.

— Теперь я понимаю, почему Мурадов сбежал от нас, — говорит завуч. — Не выдержал бедняга. Сегодня они коней угнали, а завтра, чего доброго, возьмутся за машины!..

— Машина не конь, — возразил Акбаров. — Кони — это кони, у них буря в гривах!..

— Вам бы только патетику, — с раздражением сказал завуч.

— А по-моему, здесь ничего страшного нет, — сказал Агзамов. — Бывало, и мы коней брали, по ночам за арбузами в степь ездили.

— Надеюсь, это были не колхозные кони?… — робко спросил директор.

— Почему же? Колхозные.

— Давайте говорить по существу, — предложил завуч.

Директор потупился. Кажется, он немного побаивался завуча.

— У нас седьмой «Б» уже второй месяц без руководителя, — продолжил завуч. — Туда надо бы опытного педагога. Товарищ Хашимов, вы согласны?

— У меня кружок художественной самодеятельности, — торопливо ответил учитель пения.

— А товарищ Агзамов?

— Нет, нет, что вы! У меня больной желудок, да и занятий много, некогда передохнуть.

— Значит, желающих нет. Ну, вот еще Самади, у него нет своего класса.

— Самади? — усмехнулся Акбаров. — Они же его сожрут!

— Не сожрут, — сказал завуч. — Надеюсь. А вообще — у нас все равно нет свободных учителей. Пусть попробует.

— Думаю, Музаффар справится, — сказал директор. — Он молодой, энергичный…

Учителя прыснули. Видно, Самади да слыл здесь энергичным.

Из коридора послышались возгласы и топот. Завуч повернулся к Агзамов у, который сидел ближе к двери:

— Посмотри, что за шум? Они?

— Они… — выглянув, вздохнул Агзамов.

— Трудно будет Самади, — сказал кто-то. Замолчали. Всем было жалко Самади.

Музаффар Самади вышел в опустевший школьный коридор, направился к стенгазете. Однако прочесть ничего не успел — помешал подошедший элегантный Мансуров. Демонстративно зевнув, он сообщил:

— Скучно мне, Самади. — И добавил: — Зря мы не остались в городе.

— Мне и не предлагали… — сказал Самади.

— А мне предлагали. Дурак я, надо было ухватиться двумя руками, давно бы кандидатом стал. Вон Карим, племянник Барота Кривого, и тот уже кандидат.

— Он всегда хорошо учился. Потом… здесь же у меня дом, да и сад большой, некому смотреть. Здесь как-то ближе к земле…

— В могиле еще ближе будем. Бросьте вы это, Самади, пустые слова. — И коллега мечтательно улыбнулся: — Вы хоть помните, какие там были девушки!..

— У меня не было девушки, — грустно сказал Самади.

— Зато у вас там была жена, а здесь и она не смогла жить — уехала. Вообще, я бы на вашем месте ни за что бы ее не отпустил!..

— Так уж получилось… — виновато опустил голову Самади.

— Эх вы, не умеете вы жить, Самади. — И Мансуров, потеряв к собеседнику интерес, удалился.

Вышел из учительской директор. Увидев Самади, бодро сказал:

— Мы вам доверяем седьмой «Б». С этого дня будете там классным руководителем.

— Ладно, — сказал Самади.

Директор даже опешил.

— Это не седьмой «А», Седьмой «Б», — объяснил он, — у вас могут быть трудности.

— Ладно, — сказал Самадн и повернулся, чтобы войти в учительскую.

— И еще, Музаффар… — Директор вконец смутился. — Вы бы съездили в город… За женой. Как-никак, вы теперь не просто учитель, а классный руководитель, всегда и во всем должны показывать пример. Я не хотел бы вмешиваться в вашу личную жизнь, мне это очень и очень неприятно…

— Ладно, съезжу как-нибудь, — обещал Самади и вошел в учительскую.

…Здесь, видно, о чем-то спорили. Лысоватый учитель истории тут же обратился к Самади:

— Скажите, вы тоже утверждаете, что Улугбек бежал не по Кандагарской дороге?

Тот растерянно пожал плечами, замялся.

— Я… не знаю такой дороги. Слышал, что такая была когда-то…

— Да будет вам известно, что вот эта самая улица и есть часть Кандагарской дороги! — Историк ткнул пальцем в окно. — По ней Улугбек и бежал от надоевшего ему престола.

Самади выглянул в окно:

— Странно…

— Что именно? — поинтересовался Акбаров.

— Наверное, тогда и тополей здесь не было…

— Почему же? Были! И тополя, и асфальт, и машины бегали… — под общий смех ответил Акбаров. — Вы меня извините, но знаете, хотя вы учитель, преподаете физику и астрономию да еще носите довольно поэтическую фамилию, но все-таки иногда производите… как бы это сказать… действительно странное впечатление…

Самади не обиделся. Постаял у окна, грустно глядя на Кандагарскую дорогу, по которой разгуливала всякая живность — от кур до осликов, потом вышел из учительской.

— Не надо было так, Акбаров, — сказал Агзамов. — Улугбека он не хуже вас знает. Я видел, у него даже телескоп маленький есть.

— А что, разве неправду сказал Акбаров? — вмешалась одна из учительниц. — Этот Самади даже обижаться толком не умеет.

— Глядит через телескоп на дорогу, не появится ли жена! — бросил кто-то.

— Зачем так? — снова заступился Агзамов. — У него горе, ему дали седьмой «Б»…

В седьмом «Б» шли последние приготовления к уроку. Почти все заняли свои места, но двое продолжали вдумчиво и серьезно колдовать возле учительского стола.

Раскрылась дверь, и весь класс недоуменно уставился на Самади и завуча — видно, ждали не их.

— Товарищ Самади Музаффар Халикович будет вашим классным руководителем, — сказал завуч. — Он также будет вести урок физики.

— Ура!..

Клич этот, возвестивший полную победу над прежним классным руководителем, не понравился завучу.

— Музаффар Халикович очень строгий человек, — сказал завуч.

В классе хихикнули.

— Начинайте, Музаффар Халикович. И не стесняйтесь — ведь вы их почти всех знаете, как-никак мы из одного кишлака.

Завуч вышел. Потом вновь открыл дверь, подозрительно оглядел класс и только после этого удалился.

В классе воцарилась тишина. Самади подошел к столу, положил учебники и журнал. Сел… Нет, усесться как следует он не успел — под его стулом раздался резкий хруст. Самади испуганно вскочил и увидел под ножками стула разможженные скорлупки грецких орехов. Смущенно улыбнувшись, учитель покачал головой. Класс замер.

— Страшно было, — сказал Самади. — Будто земля разверзлась под ногами.

В классе засмеялись, но без торжества, скорее — удивленно.

Самади, взяв мел, подошел к доске. Попробовал написать в верхнем углу число, но доска осталась чистой. Понюхал.

— Хлопковое масло, — сказал он. — Второй сорт.

Вытащил из кармана маленький пузыречек с каким-то раствором, смочил им тряпку и протер доску.

— Хорошее средство, — сказал он удовлетворенно. — Можно легко вывести любое пятно.

Еще раз попробовал на доске мел — ничего, пишет.

— Прогресс коснулся всего — науки, техники, народного хозяйства, но только не школьных проказ… — усмехнулся Самади.

Ученики переглянулись, удивленные тем, что учитель не кричит, не сетует, не раздражается.

— Начнем. — Самади раскрыл журнал и вдруг задумался, повернувшись к окну.

Затихший было класс вновь оживился. Были извлечены бумажные птицы, резинки для рогаток и прочий арсенал.

— Можете себе представить, — тихо спросил Самади, оторвавшись от окна, — как Улугбек бежал по этой дороге?