Было четыре часа утра, И утро было туманное. Деревня спала. Даже петухи еще не пропели. Тишина.
И в этой тишине — топот копыт. Как на пожар мчался по деревне всадник. Осадил лошадь у председательского дома.
— Родион Михайлович!
Окно в доме распахнулось.
— Чего? — высунулась голова председателя колхоза.
— На совещание вызывают! В район!
— Ну, а орать-то зачем?
— Вместе с агрономом…
Шишкин захлопнул окно. Всадник вздохнул и шагом поехал обратно.
Родион Михайлович с мокрыми после умывания волосами вышел на крыльцо своего дома, прикрыл осторожно, чтоб не скрипнула, дверь, поставил ногу на ступеньку и зашнуровал ботинок.
— Господи, — сказала сонным голосом жена. — Мужика не вижу. Замучили с этими совещаниями.
Она вышла на крыльцо в ночной рубашке. Статная, молодая.
Шишкин разогнулся, поцеловал жену в щеку.
— Ну, я поехал, Галя, — сказал он, взяв видавший виды портфель.
— Родя! Ты в универмаг зайди. Может, колготки привезли…
Достал из кармана еженедельник и записал туда задание жены.
— Чего еще?
— На рожон не лезь, ладно? — попросила жена.
Шишкин и молодой агроном Михаил Фокин шли по деревне.
У ворот мастерской стояли механизаторы. Уважительно поздоровались с председателем. Он помахал рукой в ответ. Вышли за околицу. Проселочная дорога вела к деревянной будочке, возле которой по нечетным числам приземлялись безотказные «АН-2».
По взлетному полю шел парень лет двадцати семи, курносый и в очках. Тащил какую-то сложную конфигурацию из палок и двух белых полотнищ.
— Ты сколько на костыле-то ковылял? — спросил шагающий рядом Шишкин.
— У меня теперь совершенно другая конструкция, — спокойно ответил парень.
— Толковая у тебя ведь голова. Николай. Не жалко?
— Риску вам не хватает, Родион Михайлович.
— Ты за меня не бойся! Риску…
Николай усмехнулся. Агроном вообще молчал.
— И не уговаривай, Николай! — сердито сказал Шишкин.
Николай пожал плечами, сунул под мышку свою конструкцию и пошел к концу летного поля.
— Я б попробовал… — тихо сказал Шишкин агроному. — Только кто дитё будет на ноги поднимать?
Николай встал на бугор, приладил к рукам два крыла, дождался воздушного потока и медленно воспарил.
— Эх, хорошо! — крикнул он, пролетая над Шишкиным. — Сверху же видать все! Разобраться во всем легче!
— Мне б сначала снизу разобраться… — пробормотал Шишкин, с завистью глядя на парящего Николая.
— Николай! — крикнул агроном. — Там самолета не видать?
— А сегодня его не будет! — крикнул сверху Николай. — Погода нелетная!
— Николай! Лети к конюшне! Скажи, чтоб лошадей седлали! — распорядился Шишкин.
Около конюшни стояли две оседланные лошади. Норовистый председательский жеребец и смирная кобыла — для агронома.
Шишкин натянул кепку, взял повод и одним махом оказался на жеребце.
— Может, на машине все-таки поедем? — спросил агроном.
— Зачем же зря машину гонять? — удивился Шишкин. — Так бензину не напасешься! Да и вообще — на лошади лучше!
И толкнув жеребца в бока, взял с места в карьер. Агроном, неуклюже трясясь, поскакал следом.
Роса на травах висела тяжелыми крупными каплями.
И травы были — загляденье.
Два всадника на рыжих лошадях крупной рысью ехали по луговой дороге вдоль излучины реки.
— «Бродят буренки по белым ромашкам. Щиплют клубнику и красную кашку.
Медом пропахли кусты и ракиты. Вот почему молоко духовито», — читал Шишкин стихи. — Местный поэт написал.
Веселым хозяйским взглядом оглядывал он окрестности.
На лице же молодого агронома было написано страдание. Он клонился то в одну сторону, то в другую, готовый упасть, но молчал, обхватив руками шею лошади.
— Луга-то у нас, луга какие! — восторгался Шишкин. — Скоро косить будем!
Спутник безмолвствовал.
— В Иванов день начнем! Седьмого июля! Как считаешь, Михаил, не поздно? — не оглядываясь, кричал председатель.
Агроном ничего не ответил.
— Не сено будет, а букет! — все восторгался Шишкин. — Представляешь, мне эти луга распахать велели! Хрена я им дал!
Михаил совсем наклонился и упал. Лошадь остановилась.
— Ты облегчайся, облегчайся, — посоветовал Шишкин, не замечая, что спутника нет рядом.
Михаил сидел на траве и смотрел, как председатель колхоза удаляется, разговаривая сам с собой.
— Родион Михайлович! — крикнул он. — Товарищ Шишкин!
Шишкин с удивлением обернулся. И через минуту подскакал к спутнику.
— Ты чего, Миша? Ты же агроном, а верхом ездить не умеешь. А потом — это ж удовольствие какое!
Парень слабо улыбнулся.
— Не вижу я тут удовольствия…
— Садись, — сказал Шишкин. — Поехали.
— Не могу. Чувствую, сбил все в кровь
Шишкин взглянул на его страдальческое лицо и сказал:
— Ладно, иди домой. Скажи жене, чтоб мазью там смазала. Заживет!..
И он, повернув лошадь, поскакал дальше.
Ровно в девять, с седлом в руках, Шишкин вошел в приемную председателя райисполкома.
— Товарищи! — вышла из дверей, обитых черным дерматином, строгая секретарша. — Евгений Федорович велел передать, что совещание переносится на час дня.
Шишкин достал свой еженедельник и посмотрел туда.
— Вы бы еще лошадь сюда привели, товарищ Шишкин, — сделала ему замечание секретарша и пошла в кабинет со стаканом чая.
В приемной толпилось еще семь или восемь председателей колхозов. Шишкин с каждым поздоровался за руку.
— Насчет чего совещание-то?
— Насчет молока, небось.
— Учить будут, как коров доить…
— У тебя-то как с молоком, Родион Михайлович?
— Да у него-то нормально, — ответил кто-то за Шишкина, выходя вслед за остальными из приемной.
Шишкин повесил седло на вешалку.
— Поглядывай, — сказал он секретарше и тоже вышел.
Та только закатила глаза.
Около здания райисполкома стоял десяток машин со скучающими шоферами. К забору был привязан шишкинский жеребец. Шишкин взглянул на лошадь. Жеребец покосил на него глазом. Шишкин не торопясь пересек площадь, украшенную незатейливой наглядной агитацией — колхозник с поросенком в руках в обрамлении цифр. Обошел какие-то огромные ящики, лежащие посредине площади. По ступенькам поднялся в здание районного универмага. В отделе галантереи за прилавком стояла высокая, худая, не очень приветливая продавщица.
— Девушка, у вас колготки есть? — спросил Шишкин.
— У меня есть, — глядя мимо Шишкина, ответила девушка.
— Я имел в виду… в продаже, — растерялся Шишкин.
— Какой размер?
Шишкин посмотрел в еженедельник, никакого указания на этот счет не нашел и, взглянув на продавщицу то с одной стороны, то с другой, неуверенно пробормотал:
— Раза в три пошире вашего…
— Таких французы не делают, — холодно ответила продавщица и положила маленькую коробочку на место. — А наших нет.
…С люстрой в вытянутой руке Шишкин вышел из универмага. Подошел к своему жеребцу, опустил люстру на землю, достал из кармана кусок сахара и угостил лошадь.
— Размеров нет, — пробормотал он. — Самые ходовые, и не завозят.
В 15.00 Шишкин все еще сидел в приемной. Остальные председатели колхозов толпились тут же.
Из кабинета выскочил обозленный человек. Грузин. Сплюнул с досады.
— Не могу с таким человеком говорить! — крикнул грузин и добавил что-то по-грузински. — Дай развернуться — прошу! Боится! Чего боишься, спрашиваю. Того, что люди вкусно кушать будут, да? Сейчас в грязной столовой пьют — не боится! А ресторан открыть — боится! Не для себя ведь хочу, для людей… А… — махнул грузин рукой.
Шишкин ничего не сказал. Грузин снял с вешалки свою кепку, опять что-то в сердцах сказал по-грузински и вышел.
— Кто такой? — спросил Шишкин.
— Рентгенолог. Грузин. Врачиха наша привезла. На курорте познакомились, п через неделю поженились, — усмехнувшись, сообщила секретарша, заходя в кабинет.
— А может, насчет мяса совещание? — 'вслух размышлял кто-то из председателей.
— Может, и насчет мяса.
— У тебя-то как с мясом, Родион Михайлович?
— Да у него нормально, — ответил кто-то за Шишкина.
— Товарищи! — вышла из кабинета секретарша. — Евгений Федорович велел передать, что совещание переносится на завтра, на девять часов утра. Явка всех обязательна.
Председатели стали подниматься со стульев и выходить из приемной. Один Шишкин сидел в задумчивости.
— А вы что, товарищ Шишкин? — спросила секретарша. — Я же сказала: завтра в девять часов утра.
Шишкин встал, достал свой еженедельник, сделал пометку, взял с вешалки седло.
Председатель райисполкома Демьянов вышел в приемную и положил кучу бумаг на стол секретарше.
