РЕНЕ: Эта небольшая прогулка была ненапрасной.
ГУСТАВ: Тест на отъезд. Давайте уедем, в самом деле! Предлагаю вам французский Индокитай!
РЕНЕ: Индокитай?
ФЕРНАН: (Рене) Вы запустили адскую машину.
ГУСТАВ: Давно мне хочется туда вернуться. Вы знаете французский Индокитай?
РЕНЕ: Французского Индокитая больше не существует, Густав. Французов там больше нет.
ГУСТАВ: Тем лучше! Значит, никого не встретим. А вы знаете?
ФЕРНАН: Нет.
ГУСТАВ: Я-то хорошо знаю… Река Меконг… Китайское море… муссоны… предельная влажность… А приходилось вам видеть спускающиеся уступами рисовые плантации?
Рене и Фернан отрицательно качают головами.
ГУСТАВ: А старого и беззубого рыбака-камбоджийца, который чинит свою сеть?
Та же реакция.
ГУСТАВ: А это надо видеть, старина, проникнуться этой полной своей потерянностью на чужбине.
РЕНЕ: Не сомневаюсь. А что мы будем делать в Индокитае?
ГУСТАВ: Что будем делать в Индокитае? Что будем делать?… А что вы здесь делаете?
РЕНЕ:…
ГУСТАВ: Сможете преследовать лаосских женщин на улице. Лаоссок или лаотянок?
РЕНЕ: Я их не знаю.
ГУСТАВ: Научитесь узнавать. Десять тысяч лет рабства! Из поколения в поколение они ходят, запеленав ноги в ленты и скользя по соломенным циновкам. Наслаждение им неведомо, зато они безоговорочно повинуются… Индокитай — это как раз для вас, говорят вам.
У Фернана головокружение.
ГУСТАВ: У него снова обморок.
РЕНЕ: На сей раз, есть от чего.
Густав неловко встряхивает Фернана.
ФЕРНАН: Мы зайдем с тыла, мой капитан, с тыла…
Фернан приходит в себя.
ГУСТАВ: Фернан… Нужно будет подумать о том, чтобы удалить ваш осколок.
ФЕРНАН: Извините, я отключился на фразе о лаосских женщинах.
ГУСТАВ: А говорил я вам о кхмерских храмах?
ФЕРНАН:…Нет, или я это пропустил…
РЕНЕ: И какие же они, кхмерские храмы?
ГУСТАВ: И не спрашивайте, ибо описать их красоту невозможно.
РЕНЕ: В самом деле?
ГУСТАВ: Ну? Что вы скажете? И никакой тебе Мадлен, ни Шассаня, ни мрачных похорон, со всем покончено.
ФЕРНАН: А как туда ехать, в Индокитай?
ГУСТАВ: На пароходе! Индокитай — это пароход. Многомесячное путешествие… Заманчиво, а?
РЕНЕ: Не знаю, как Фернан в его нынешнем состоянии…
ГУСТАВ: Да Фернан в полном порядке. Отправимся ночью, а сестре Мадлен ничего не скажем, если вы боитесь.
РЕНЕ: Проблема не в этом.
ГУСТАВ: Благодаря вам, Рене, и спасибо большое за это, я осознал, что дольше находиться здесь невозможно.
РЕНЕ: Но я и не помышлял об Индокитае, я скорее думал о…
ГУСТАВ: Здесь мы выживаем из ума. Взаперти, наполовину в могиле. Разве не так, Фернан?
ФЕРНАН: Индокитай страшно далеко.
ГУСТАВ: Далеко? Да наплевать нам с высокого дерева, что это далеко! Для нас теперь всё далеко, какая разница. Вы меня разочаровываете, Фернан.
РЕНЕ: Будем действовать поэтапно.
ГУСТАВ: Само собой. Одномоментно не путешествуют.
РЕНЕ: Нет, я хочу сказать… начнем, например…. с пикника что ли…
ГУСТАВ: С чего?
РЕНЕ: На выходе из деревни есть поляна, на ней можно устроить пикник, если хотите.
ГУСТАВ: Пикник?
РЕНЕ: Ну да, пикник, или еще что-нибудь в таком роде, как хотите.
ГУСТАВ: И вы всерьез намерены отправиться на пикник?
РЕНЕ: А вы как думаете, Фернан?
ФЕРНАН: Право, не знаю. Конечно, это не так экзотично, как Индокитай, но и в этом предложении есть притягательная сила, должен сказать.
ГУСТАВ: (Фернану) Вы ставите Индокитай и пикник на одну доску?
ФЕРНАН: Нет, я только сказал, что оба предложения меня привлекают.
ГУСТАВ: Значит, по-вашему, полуостров Индокитай со всеми его богатствами и пикник на полянке одно и то же?
РЕНЕ: С вами очень трудно спорить, Густав.
ГУСТАВ: Если хотите спорить, будем спорить, но только я сразу хочу сказать относительно пикников: на мой вкус, нет ничего более отвратительного!
РЕНЕ: Тогда не будем больше об этом говорить…
ГУСТАВ: Что такое пикник, в сущности? Выходишь отсюда с плетеной корзинкой, где лежит хлеб, колбаса и бутылка молока. Плетешься, как последний идиот, до вашей полянки, там стелишь дурацкое одеяло, чтобы не промочить задницу, и вместе с двумя другими стариками будешь жрать ломтями болонскую колбасу. Я верно говорю?…
РЕНЕ: Не хотите пикника, так не будем больше об этом говорить… И потом, мы вовсе не обязаны всё делать вместе.
ГУСТАВ: Ошибаетесь!
РЕНЕ: Почему?
ГУСТАВ: Потому что так сложилось. У нас нет другого выбора.
ФЕРНАН: Я предлагаю компромиссное решение.
РЕНЕ: (Фернану) Сейчас он вам скажет, что больше всего на свете ненавидит компромиссные решения.
ФЕРНАН: Я предлагаю отправиться наверх!
РЕНЕ: Наверх — эту куда именно7
ФЕРНАН: Туда! На холм, где растут тополя.
ГУСТАВ: И где шумит ветер… Фернан прав, это неплохой компромисс между Индокитаем и пикником.
РЕНЕ: «Туда, где шумит ветер»! И, оказавшись там, наверху, вы замрете, разглядывая горизонт…. и ветер будет трепать ваши волосы.
ГУСТАВ: Почему вы так говорите?
РЕНЕ: Как именно?
ФЕРНАН: А что, собственно, мешает нам подняться наверх, Рене? Предположим, по каким-то мистическим причинам вы не любите тополя, это одно. Другое дело, что ничто не может нам помешать подняться наверх.
РЕНЕ: Ничто, если не считать осколка снаряда в черепе, и того, что Густав — патентованный сумасшедший — вы уж извините меня, старина, я только констатирую факты — вот и всё. Это единственные легкие помехи в задуманном кругосветном плавании.
ГУСТАВ: Вы забыли упомянуть вашу несчастную хромую ногу.
ФЕРНАН: Туда, где шумит ветер, Рене!
ГУСТАВ: А через неделю, смею напомнить, на нашу террасу явятся все трёхнутые обитатели богадельни и будут тут шаркать.
ФЕРНАН: Представьте себе реакцию Мадлен!
РЕНЕ: В конце концов, Фернан, вы отдаете себе отчет, что в вашем состоянии…
ГУСТАВ: Ветер, Рене, ветер!
РЕНЕ: Да нет, я понимаю символику. Разумеется, ветер — это прекрасно.
ГУСТАВ: Надо иметь вкус к эпосу, старина!
ФЕРНАН: Отдайтесь эпосу, Рене, поднимемся наверх! Сменим обстановку.
РЕНЕ: Да не хочу я никакого эпоса! Зачем вам, чтобы я ему отдался?!
ГУСТАВ: Тополя, Рене, тополя!
РЕНЕ: Ох, и надоели же вы мне со своими тополями! Пойду, пройдусь…
Выходит.
ГУСТАВ: С самого начала у него проблемы с тополями! Странно, а?
ФЕРНАН: Может, аллергия…
Затемнение
СЦЕНА 4
Густав и Рене. Рене читает, Густав рассматривает развернутую карту. Оба краешком глаза молча следят друг за другом. Статуя собаки теперь находится совсем рядом со стулом Густава, который поглядывает то в карту, то на верхушку холма. Не вполне понятно, разговаривает он сам с собой, с Рене или с собакой.
ГУСТАВ: Так вот… Мы находимся здесь… Тополя… наверху. Если идти по дороге, придется делать крюк минимум километров в шестьдесят… Глупо… Надо бы срезать. Держим курс на самый большой склон. Все время прямо… через шестьсот метров — перепад высоты, вполне осуществимо.
РЕНЕ: Теперь это ваша собака-компаньон?
ГУСТАВ: Да, она меня успокаивает. И потом она слушает молча и никогда не возражает.
РЕНЕ: Но, в отличие от Фернана, вы же осознаете, что она — каменная?