Среди пьес Сигарёва есть несколько совершенно «нормальных», традиционных комедий и трагикомедий, в духе «Провинциальных анекдотов» великого Александра Вампилова. С большими хорошими ролями для актеров, с забавно придуманным действием, и даже с моралью. Он умел извлекать своеобразную поэзию из печального мусора провинциальной жизни, и если бы работал над своими пьесами больше двух-трех дней (заметны следы быстрого письма), мог бы достичь приличных высот. Но об этих пьесах (например, «Детектор лжи», «Гупёшка») критики предпочитают молчать.
Все потому, что Василий Сигарёв попал на щит к деятелям так называемой новой драмы, и они принялись воспевать его за другое – за мрачность, нигилизм, подростковые комплексы, за безнадежность и безбожие, за нарочито вульгарное отношение к женщине. Это было у драматурга напускным, внешним, это прошло бы со временем и настоящей работой. Но любой толковый провинциал мигом смекает, что покупают в столицах, – а покупать стали героев, сидящих на унитазах. (Почему-то в «новой драме» унитаз и ванная стали основными пространствами действия.) Покупать стали рассказы про то, что у людей ниже пояса, покупать стали диалоги «ты чо, блин», покупать стали нигилизм и отчаяние. Вот автор и стал производить то, что покупают и за что награждают, дело понятное. Но по-настоящему развиваться, мне кажется, он перестал.
В его дебютном фильме «Волчок», к примеру, показана женщина-тварь, лишенная материнского инстинкта, в великолепном исполнении Яны Трояновой. Это сильный и правдивый образ – но почти два часа экранного времени он существует, никак не меняясь и не развиваясь, и вся ситуация – замершая, статичная, неподвижная. То же самое и в новой работе. Позволительно ли так обращаться с художественным временем? И кто будет смотреть такие картины?
Сами герои Сигарёва и им подобные, так сказать, «потерпевшие», несчастные жители страны горя таких фильмов не станут смотреть ни за какие коврижки. Им нужна надежда, ободрение, развлечение. Но фильмы Сигарёва что-то полюбились процветающим сытым людям, которые хотят пощекотать нервы зрелищем чужих несчастий, созерцанием далекой страны бедности и безнадежности.
Тревожный симптом, по-моему.
2012Зачем Евгения Миронова загнали в угол?
Крупная странность – спектакль «Гамлет/Коллаж» в Театре Наций с участием Евгения Миронова.
Из рецензий мне было известно, что главное достижение спектакля приглашенного режиссера Робера Лепажа – это высокотехнологический куб с вращающимися гранями, где и происходит все действие. Евгений же Миронов играет множество ролей из шекспировского набора – он и Гамлет, и Клавдий, и Гертруда, и Лаэрт, и Полоний, и даже бедняжка Офелия.
Оказалось, что критики не то что писать – смотреть на сцену не умеют. На сцене вращался не куб, но половина куба, рассеченного по диагонали, то есть объемный угол. Опаснейшая вещь – угол! Он отбирает энергию, и недаром провинившихся детей ставят именно в угол, чтоб успокоились. Таким образом недюжинная энергия Евгения Миронова целиком утекает в этот угол, и залу мало что достается. Видно, что человек там, в углу, страшно убивается и дико переживает, но будто бы за толстым слоем пуленепробиваемого стекла. На грани угла проецируются различные цветные картинки, обозначающие места действия, что может развлечь глаза минут на десять, но 2 часа 20 минут зрителю нужно питаться игрой актера. И здесь отсутствие энергетического контакта сказывается самым роковым образом – в виде томительной скуки.
Миронов в начале спектакля горестно сидит в своем космическом углу, одетый в рубашку, похожую на смирительную. Складывается впечатление, что несчастного похитили санитары-инопланетяне, и он, ожидая своей участи, пытается развлечь себя воспоминаниями о лучшей пьесе всех времен и народов. Но инопланетяне, заинтересованные поведением землянина, очевидно, решили ему подыгрывать, потому что безумец не просто бормочет текст Шекспира, но где-то разживается костюмами и бутафорией. Таким образом, на сцене происходит изложение довольно подробного дайджеста сюжета «Гамлета», который артист разыгрывает с помощью – нет, не перевоплощения, а трансформации.
Приемы трансформации известны по многочисленным комедийным шоу и сериалам. Наклеил усики, захромал – и ты уже изображаешь некий персонаж. Или нацепил толщинку, или парик, или нос – тут масса вариантов. Для развлекательного шоу такого обозначения хватает. Но в пространстве трагедии приемы комической трансформации выглядят неуместно.
Надевая светло-русый парик, Миронов говорит за Гамлета. Облачаясь в военный мундир, с бородкой на подбородке демонстрирует поведение коварного Клавдия. В черном парике, темных очках и черной юбке – он порочная королева Гертруда. В усах и френче – Полоний. А пребывание в должности Офелии, как известно по бесчисленным трактовкам «Гамлета», отчего-то требует длинных белых волос, каковые и не замедляют явиться. Кроме того, будучи Офелией, актер накидывает на черные брюки, обязательные для датского принца, красивую курточку. Но торс артиста хорошо развит за годы тренировок, так что Офелия выходит довольно корпулентной и начинает сильно смахивать на жену управдома Бунши в гайдаевском «Иване Васильевиче».
В сцене гибели Офелии (она утонула) раздетый Миронов сначала разыгрывает пантомиму со скомканной тряпицей, что изображает нерожденного ребенка, а затем, омываемый со всех сторон иллюзией потоков воды, медленно исчезает в люке, причем последней в люк утягивается его босая нога примерно 43 размера…
Монтаж аттракционов примитивной актерской трансформации сопровожден проекционными трюками – то записка Гамлета возникает во всю стенку, то в виртуальной библиотеке на мониторе идет фильм Козинцева со Смоктуновским. Пространство и время вроде бы заполнено, а смысла никакого. «Гамлет» распался на отдельные сценки, ничем не скрепленные, кроме сюжета, который все ж таки знает даже и современный зритель. Персонажи элементарны, даже карикатурны…
А если бы то же самое, то есть моноспектакль по «Гамлету», но на пустой сцене, без париков и костюмов, от своего лица – смог бы это Евгений Миронов? Возможно; но он как будто не открывается, а закрывается на сцене, прячет собственную суть, заслоняется от творчества фокусами и гримасами. Попадая в кино в руки опытных режиссеров, актер иной раз становится глубоким и выразительным. А работая в театре под собственным руководством, все это теряет. Тем более Театр Наций – дитя административного ресурса, у него нет не то что идеи, а даже стиля, вкуса и традиций. И репертуара нет. И труппы. Главная его задача – производство «проектов», совокупность которых не рисует нам никакого собственного лица театра, никакой его эстетической (о гражданской умолчим) позиции. Кто-то приезжает, что-то ставит – всё это называется «современные поиски». А зритель, разумеется, идет в театр прежде всего на «живого Миронова». И аплодирует симпатичному, хорошо знакомому артисту, чтобы поддержать его в трудной ситуации – ведь видно, что тот старался изо всех сил. Переодевался с космической скоростью, декламировал изрядный массив текста, балансировал на гранях угла. В других-то театрах и этого нет, вообще деньги ни за что берут.
Рассказывают, что однажды Максим Горький пришел в мюзик-холл. После представления все ждали его приговора. «Да, – сказал Горький. – Трудное дело вы делаете, товарищи. Трудное, тяжелое, очень сложное… – помолчал и добавил: – И абсолютно ненужное…» Вот эту реплику можно переадресовать и спектаклю Робера Лепажа. Это действительно знаменитый режиссер с отменной репутацией. Но в театре как в футболе – надо играть здесь и сейчас, поле большое, мяч круглый, и нет чемпионов навсегда. Спектакль «Гамлет/Коллаж», не принося никакого эстетического восторга, вызывает недоуменные вопросы уже одним своим названием.
Гамлет – коллаж… Написали словечко и рады. А на самом-то деле, для чего нужен коллаж из «Гамлета»? Это вам что, бумажка разноцветная, которую вы режете и клеите, чтоб продемонстрировать средней руки актерскую технику и детсадовские постановочные трюки?
И таким образом продолжается плебейский процесс превращения мировой культуры в мешок с фантиками, куда предприимчивые ребятки всегда могут весело запустить шаловливые ручонки.
2014Запретить Пореченкова – это утопия
На отечественных киноэкранах продолжается показ фильма «Иван Поддубный» – про великого русского силача и борца, не проигравшего ни одной битвы. В главной роли выступает уникальный Михаил Пореченков, актер-антидепрессант. Загадкой истории представляется тот факт, что картина запрещена к показу на Украине, хотя Поддубный, уроженец Запорожья, немало умножил славу родного края…
Я сначала подивилась тому, что «Поддубного» выпустили летом – как известно, в это время выходят самые тупые боевики, типа «Планеты обезьян». Считается, что мозг обывателя в апреле еще что-то соображает, а в июле размягчается окончательно. Но все-таки вряд ли столь могучий исторический персонаж, как Иван Поддубный, вдобавок в исполнении Пореченкова, заслужил участь летней обезьяны. Нет, не тупость фильма (она никак не превышает обычный уровень отечественного кино) засунула его в летний прокат: просто надо же было хоть кому-то с русской стороны кинематографа выйти на бой с иноземцами. Вот и получилось – от Америки – «Геракл», от нас – «Поддубный». Кто же победил?
