Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв. - Антология

Гуаири:

Отшельник Морбан, молви:

    зачем бежишь из келий?

зачем ты спишь в лесу один

    среди осин и елей?

Морбан:

Моя обитель в чаще,

    несведущим незрима;

ее ограда с двух сторон —

    орешня и рябина.

Столбы дверные – вереск,

    а жимолость – завеса;

там по соседству дикий вепрь

    гуляет среди леса.

Мала моя лачужка,

    но есть в ней всё, что надо;

и с крыши песенка дрозда

    ушам всегда отрада.

Там дни текут блаженно

    в смиренье и покое;

пойдешь ли жить в жилье мое?

    Житье мое такое:

Тис нетленный —

мой моленный

    дом лесной;

дуб ветвистый,

многолистый —

    сторож мой.

Яблок добрых,

алых, облых —

    в куще рай;

мних безгрешен,

рву с орешин

    урожай.

Из криницы

ток струится

    (свеж, студен!);

вишней дикой,

земляникой

    красен склон.

Велий заяц

вылезает

    из куста;

скачут лани

по поляне —

    лепота!

Бродят козы

без опаски

    близ ручья;

барсучаты

полосаты

    мне друзья.

А какие

всюду снеди —

    сядь, пируй! —

сколько сочных

гроздий, зелий,

    светлых струй!

Мед пчелиный

из дуплины

    (Божья вещь!);

грибы в борах,

а в озерах

    язь и лещ.

Все угодья

многоплодье

    мне сулят,

терн да клюква

(рдяна, крупна!)

    манят взгляд.

Коноплянка

тонко свищет

    меж ветвей;

дятел долбит —

абы токмо

    пошумней.

Пчел жужжанье,

кукованье,

    гомон, гам:

до Самайна

не утихнуть

    певунам.

Славки свищут,

пары ищут

    допоздна;

ноша жизни

в эту пору

    не грузна.

Ветер веет,

листья плещут,

    шелестят;

струйным звоном

вторит в тон им

    водопад!

Над долиной Лера – гром;

море выгнулось бугром;

это буря в бреги бьет,

лютым голосом ревет,

потрясая копием!

От Восхода ветер пал,

волны смял и растрепал;

мчит он, буйный, на Закат,

где валы во тьме кипят,

где огней дневных привал.

От Полунощи второй

пал на море ветер злой;

с гиком гонит он валы

вдаль, где кличут журавли

над полуденной волной.

От Заката ветер пал,

прямо в уши грянул шквал;

мчит он, шумный, на Восход,

где из бездны вод растет

Древо солнца, светоч ал.

От Полудня ветер пал;

остров Скит в волнах пропал;

пена белая летит

до вершины Калад-Нит,

в плащ одев уступы скал.

Волны клубом, смерч столбом;

дивен наш плывущий дом;

дивно страшен океан:

рвет кормило, дик и рьян,

кружит в омуте своем.

Скорбный сон, зловещий зрак!

Торжествует лютый враг;

кони Мананнана ржут,

ржут и гривами трясут;

в человеках – бледный страх.

Сыне Божий, Спас мой свят,

изведи из смертных врат;

укроти, Владыка Сил,

этой бури злобный пыл,

из пучин восставший Ад!

Боже, как бы это дивно,

славно было —

волнам вверясь, возвратиться

в Эрин милый,

в Эларг, за горою Фойбне,

в ту долину —

слушать песню над Лох-Фойлом

лебедину;

в Порт-на-Ферг, где над заливом

утром ранним

войско чаек встретит лодку

ликованьем.

Много снес я на чужбине

скорбной муки;

много очи источили

слез в разлуке.

Трудный ты, о Тайновидец,

дал удел мне;

ввек бы не бывать ей, битве

при Кул-Дремне!

Там, на западе, за морем —

край родимый,

где блаженная обитель

сына Диммы,

где отрадой веет ветер

над дубравой,

где, вспорхнув на ветку, свищет

дрозд вертлявый,

где над дебрями Росс-Гренха

рев олений,

где кукушка окликает

дол весенний…

Три горчайших мне урона,

три потери:

отчина моя, Тир-Луйгдех,

Дурроу, Дерри.

Как море в отлив, мелею;

меня изжелтила старость;

что погибающей – горе,

то пожирающей – сладость.

Мне имя – Буи из Берри;

прискорбны мои потери,

убоги мои лохмотья,

стара я душой и плотью.

А было —

до пят я наряд носила,

вкушала от яств обильных,

любила щедрых и сильных.

Вы, нынешние, – сребролюбы,

живете вы для наживы;

зато вы сердцами скупы

и языками болтливы.

А те, кого мы любили,

любовью нас оделяли,

они дарами дарили,

деяньями удивляли.

Скакали по полю кони,

как вихрь, неслись колесницы;

король отличал наградой

того, кто первым примчится!..