Наталия Грудинина
Чёрная собака Динка
Я расскажу вам о семнадцатилетнем парне. Его зовут Миша. Он два года сидел в шестом классе, потом ещё два года в восьмом. И всё потому, что ни один предмет его не захватил. И он не мог ещё себе сказать: буду, к примеру, астрономом. А поэтому – буду уже сейчас много заниматься математикой.
Что он любил в жизни? Немножко – хоккей. Чуть побольше – выжигать рисунки по дереву. Но долго заниматься ни тем, ни другим почему-то не мог. Мать с отцом по очереди драли его за уши, даже когда он уже получил паспорт. И поделом, надо сказать.
Впрочем, появилась-таки у Миши одна привязанность. Шесть месяцев он выращивал щенка – чёрную овчарку по кличке Динка. Динку подарила ему в день рождения тётя Шура, очень серьёзная женщина. И подарок её оказался тоже очень серьёзным. Миша полюбил Динку. Но от этой любви ушам его легче не стало.
– Тебе только собак гонять, – ритмично выговаривал отец, дёргая сыновнее ухо.
Серьёзное ли дело – собаки? По мнению многих – нет. Но странно одно: хоккей надоедал, а Динка нисколько. Хоть приходилось для неё самому и суп варить, и молоть на кофейной мельнице яичную скорлупу для укрепления щенячьего костяка. И всё это обязательно и ежедневно.
И вот случилась неприятность. Динка заболела чумой. Она лежала на сундуке тихая и горячая, положив морду на большие пушистые лапы. Наведалась тётя Шура и сказала:
– Чума – болезнь очень серьёзная. Не будь легкомысленным. Сейчас же отдай в ветеринарную больницу. Многие псы после чумы калеками остаются. То нога перестаёт работать, то вдруг весь дёргаться начнёт…
И Миша отдал Динку в больницу.
Кстати, вы слышали когда-нибудь о такой больнице? Она на окраине города. Вокруг – сад, большие тенистые деревья и очень много травы. Лечат там и коров, и лошадей, и прочую живность. А есть специальное отделение для чумных собак. Они сидят там каждая в своей клетке. Им вводят уколами витамины. Всыпают за щеку порошки, а потом, высоко подняв собачьи головы, приказывают: глотай. Греют больных под солюксом. Приходить к ним надо каждый день, а если по два раза в день – то и совсем хорошо. Во-первых, потому что ни ветеринар, ни зоотехник, ни санитарка делать процедур без хозяев собакам не станут. Чужого собака и укусить может. Ну, а во-вторых, и в главных, животное скорее поправляется, когда часто видит хозяина и знает – не бросил! Это уже замечено, проверено и доказано.
В больнице работает доктор Южин. Ему семьдесят лет. Давным-давно пора на пенсию. Но пенсия вообще дело скучное, а для него в особенности.
Был когда-то доктор Южин ветеринаром Первой Конной армии. Сам товарищ Будённый за научный подход к лошадям так ему руку жал, что пальцы немели. Под белым халатом доктора – выцветшая гимнастёрка. Он неразговорчив, и любимое его слово – «бывает». Да, бывает, что состарился, что пришлось заняться работой полегче… Бывает, что войны нет, бывает, что не суровые конники летят во весь дух по вздыбленным дорогам, а невоенные, модно одетые люди приводят к доктору своих породистых собак. И люди эти бывают разные.
Приходит, к примеру, любитель-охотник и приводит курносую лайку.
Он говорит:
– Если быстро бегать не будет, усыпляйте.
Ведь охотнику собака нужна для дела, да и самой собаке без любимого своего охотничьего ремесла жить будет невыносимо…
А недавно пришёл профессор-физик и привёл молодого дога голубой редкой масти.
Профессор сказал:
– Очень прошу вылечить. Мне эта собака очень дорога. Она на редкость ласковая.
Правильно. Собаку надо вылечить. Ласка и доброта помогает людям работать, думать. А думы профессора очень нужны стране.
Часто приходят старушки и приносят на руках маленьких псов: шпицев, такс, бульдожек. Они почти всегда одиноки, эти старушки, и сил у них хватает только чтобы о малогабаритных собаках заботиться. И нет в этом ничего зазорного или смешного. И питомцев их надо лечить так же обязательно, как уважать старость.
Словом, смотрит доктор зоркими глазами сначала на человека, потом на собаку. И действует, как подсказывает разум и сердце.
Собачья больница опрятна и чиста, почти как человеческая. Доктор – человек хлопотливый. По вечерам он задерживается тут на два-три лишних часа. Берёт кисть и подновляет скамейки и стены масляной, краской. Любит, чтобы всё было свежо и ярко.
Когда Миша привёл свою Динку, доктор спросил:
– Учишься хорошо?
– Плохо.
– А собаку любишь?
– Да.
– А для чего тебе собака?
– Так… для меня…
– Ладно, – сказал доктор. – Твоё место – палата три, клетка восемь. Принеси войлок на подстилку и шерстяной платок, грудь Динки обвязать. У неё лёгочная форма чумы. Ей тепло требуется.
Миша проводил в больнице по три-четыре часа. Носил Динке фарш и чай в термосе. Но легче Динке не становилось. Однажды доктор поставил её на стол, долго выслушивал, взял кровь на анализ. Потом сказал:
– Будем лечить сном, как человека. Во сне дело быстрее на поправку пойдёт.
И потянулись тревожные дни. Собака глотала снотворное и спала. Днём ли, вечером ли придёшь – спит… И, пока она спит, Миша слоняется по больнице, а не то – стоит около доктора, осматривающего новых больных. Стоит и переживает: будут усыплять или лечить?
…Однажды утром подкатила к воротам больницы новенькая малиновая машина. Из неё вышли молодые супруги. Красивые. И одеты красиво. Привезли бородатого жесткошёрстного фокстерьера по кличке Дарлинг, что значит по-английски «дорогой». Он был парализован – совсем не мог подняться на лапы.
Супруги очень огорчались – громко, вслух. Ведь какой игрун был, какой бедокур! Все ботинки, все туфли в доме погрыз, даже модельные босоножки, которые в 40 рублей обошлись. Не беда! Ничего не жаль для Дарлинга. И – вот видите – привезли лечить! Очень далеко ехали, хорошо ещё, что машина своя…
Супруги называли Дарлинга всякими ласковыми именами: и ласточкой, и крошечкой, и даже сыночком! И вечером они снова приехали к нему вдвоём, и сетовали, что вот ведь отпуск кончается и что билеты есть на сегодня в театр, но Дарлинг – важнее, пусть театр пропадёт пропадом. И назавтра они тоже приехали утром, а вечером – не подошла к воротам малиновая машина.
Доктор постоял у Дарлинговой клетки, поглядел в окно, в длинную перспективу вечерней улицы, и сказал:
– Бывает…
А потом он подозвал Мишу:
– Погрей-ка Дарлинга под солюксом. Твоя Динка всё равно спит.
Миша прогрел собаку под круглым стеклянным солнцем, влил Дарлингу в пасть бульона, припасённого для Динки. И потом делал то же самое изо дня в день, потому что малиновая машина так больше и не приезжала.