Кеша внимательно огляделся и тут заметил спускавшегося в ложок Митрича. Действия окладчика уверенны и проворны. Широким взмахом руки он скидывает с катушки шнур, навешивает его то на ствол дерева, то на торчащую из снега валежину. За ним над белой скатертью снега, как елочная гирлянда, тянется, играет кумачовыми языками волчья оградка. Вот и слева от Кеши средь сосновых стволов уже мелькают такие же красные огоньки флажков, и в лог скатывается разгоряченный Барсуков.
Круг замкнут. Но передохнуть некогда. Слишком уж мало остается светлого времени. Василий Дмитриевич утирает вспотевшее лицо шапкой и, махнув рукой охотникам, спешит назад по кумачовому кругу. Стронуть и выгнать зверей на стрелков надо умеючи. Это Митрич всегда делает сам.
Кеша осторожно входит в оклад и останавливается перед кустом можжевельника. Теперь полянка с синей канавкой следов совсем близко. Барсуков слева за ложком. Вот он тоже заходит в оклад и останавливается у кучи валежника.
Тихо. Очень тихо стало кругом. Бегут одна за другой минуты и с каждой из них все быстрей надвигается вечер.
Вот впереди где-то еле слышно тенькнула синица и снова мертво в лесу…
Чуть выдвинувшись из кустов, волчица осторожно огляделась и разом припала к снегу. В логу на чистой поляне она увидела все те же страшные, пахнущие человеком, красные тряпки, на которые уже натыкалась дважды. Из-за спины волчицы показалась лобастая башка другого волка.
Кеша что есть силы давил на гашетку, но ружье упрямо молчало. «Предохранитель! Забыл!»
Руки у Кеши дрожали. Чуть слышно щелкнула планка предохранителя, и с куста посыпалась словно сдутая вихрем серебристая пыль… Волки исчезли.
За ложком сначала один, затем другой раз хлестко ударил барсуковский тройник, и над островом воцарилась щемящая душу тишина.
У куста шиповника показался Василии Дмитриевич. Шапка его была сдвинута на затылок. Из-под лохматых бровей он пристально посмотрел на «старого рябчика». Вконец пришибленный этим взглядом, Кеша молчал. Словно не замечая его, Митрич еще раз внимательно осмотрел волчьи следы, молитвенно сложил ладони и, приставив их к губам, тонко, тоскливо завыл волчицей. По мере того как он выпрямлялся и отнимал ото рта руки звук крепчал, разливался по острову и наконец, широкой волной расплескавшись над могучими соснами, неуемный и жалобный, полетел в далекие дали.
Откуда-то из-за поля жалобно откликнулась матерая волчица. И совсем неожиданно, в ответ ей, с другой стороны лога послышались далекие голоса волчьей стаи.
Сняв шапку, Митрич слушал волчий концерт. Затем примирительно кивнул Иннокентию Федоровичу и споро пошел по волчьим следам к полю. Барсукова он нагнал у самой кромки.
Иван Александрович порядком вымотался. За схваченные ремешком передние лапы он волок за собой молодую волчицу. Ее тяжелая башка с узкой мордой и прикушенным розовым языком все время зарывалась в снег.
— Ну что, ушла твоя родственница?
— Ушла! Вон меж флажками валежина. Так через нее — с ходу. И сынок за ней.
— Да, умна, ничего не скажешь. Не то, что охотники некоторые! — Митрич кашлянул и многозначительно почесал бороду. — Ну, ладно, давайте флажки снимать. Затемняли совсем! Завтра за выводок надо браться. А с этими, пожалуй, пока толку не будет. Далеко уйдут!
* * *
Вторую неделю изо дня в день вместе с ленивым рассветом тягуче скрипели ворота, и из кешиного двора в серых сумерках выезжали сани, запряженные Карькой. Возвращались охотники поздно, когда всюду уже светились окна, а в избе пахло парным молоком и ужином. Мокрые и усталые, они подолгу толкались в сенях, стаскивая схваченную ледком, забитую снегом одежду.
Охота никак не клеилась. Матерая волчица с Лобастым невесть куда унесла ноги. Малый выводок во главе с матерым волком в район Раздольной, где лежала привада, заходить почему-то отказывался.
Но вот, наконец, выводок удалось обойти. Звери лежали в глухо заросшей мелким леском старой вырубке и, видимо, хоть и слышали обходившего их окладчика, покинуть укромную дневку поленились. Однако офлажить себя они не дали и, уйдя из оклада, направились в бор к Раздольной.
Преследовать их охотники не стали, а вечером, подъехав к приваде, долго звали зверей к себе. Выводок ответил уже по-темному, как-то разом и совсем близко. Тогда, не слезая с саней, волчатники поспешили к дому.
На пути к Раздольной они еще долго слышали разноголосые волчьи песни. Волки, очевидно, уже натекли на приваду, но все еще в нерешительности мотались вокруг да около.
На следующее утро терпение и настойчивость охотников были вознаграждены.
Оклад был легкий. Набившие до отказа животы, звери к полдню были окружены в бору кумачовой оградкой. А через каких-нибудь полчаса уже весело громыхал барсуковский тройник и дважды ударил наконец заговоривший в Кешиных руках зауэр Митрича.
Когда охотники выволакивали волков на лесную дорожку, Карька беспокойно ерзала у коновязи, стригла ушами и таращила свои большие глазищи. Укладывая волков в розвальни, Кеша то и дело косился на свою волчицу и, сравнивая ее с барсуковскими прибылыми, довольно покрякивал.
И все же успех не очень радовал ни Барсукова, ни Василия Дмитриевича.
Ушел матерый. Ушел, правда, раненный, но настолько легко, что преследовавший его по следу Митрич скоро остановился, почесал бороду и, с досадой сплюнув под ноги, побрел назад.
В деревню въезжали в самый полдень. В передке в лихо сдвинутой на затылок шапке сидел Кеша и важно понукал Карьку. У саней скоро завертелись вездесущие ребятишки. Потом навстречу в наспех накинутых полушубках и просто в одних платках заспешили старики и старушки. Толпа росла на глазах. Слышались радостные возгласы, ругань, смех. Ко всему этому примешивался еще многоголосый заливистый собачий лай. Дворовые псы буквально вылезали из своих всклокоченных, поднятых дыбом загривков.
Раздольная ликовала…
Было уже далеко за полночь, а у Кеши не спали.
На пороге, прячась от жары, сидели за последней беседой окладчики. Наутро Барсуков собирался уехать домой, а Василий Дмитриевич хотел еще задержаться дня на три.
— Он, Ваня, тут долго один болтаться не будет. Время такое. Семью скоро создавать надо. Ежели не ухватить его этими днями, верняком с твоей «родственницей» спаруется. Может и так статься, что тебе с ними первому придется свидеться. Волчица не иначе, как к своим старым логовам пойдет.
— Возможно, — сказал Барсуков. — Но ведь зверина хитрая и может еще пойти на какую-нибудь уловку.
