Кахили, наверное, чувствовал себя великолепно. Он много лет оставался доминирующим самцом группы, выступавшей в Бухте Китобойца. Он мог выбирать, с кем плавать (разумеется, Леи, принадлежавшая к одному с ним виду стала его фавориткой после того, как достигла половой зрелости). Он мог отнимать рыбу у кого хотел. Он мог гонять и бранить других, а его никто не гонял. А во время дрессировки он всегда занимал самую выгодную позицию – напротив ведра с рыбой.
Но Хаоле чувствовал себя далеко не так великолепно. Низложенный в мгновение ока, даже без драки, он два дня пребывал в глубочайшем унынии, почти не брал корма и держался в стороне от остальных. Он просто дрейфовал, высунув из воды морду. Выглядел он жертвой несправедливой судьбы (а возможно, и ощущал себя точно делец после биржевого краха).
Своего статуса он полностью не утратил, и с ним по-прежнему считались, а так как во время дрессировки он часто первым понимал, что от них требуется, остальные следили за ним и подражали ему. По отношению к людям он остался самым дружелюбным из вертунов. Просто он уже не был вожаком, и я подозреваю, что жизнь для него так никогда и не стала прежней.
Кахили быстро освоил все, что уже делали вертуны, хотя, как и у Леи, верчение у него толком не получалось. Быстрота, с какой он научился прыгать через прут, показала, что он мог бы стать прекрасным материалом для индивидуального формирования, однако в Бухте Китобойца мы могли использовать его только как члена группы (между прочим, он так и не продемонстрировал того эффектного прыжка, который Тэп наблюдал у дикого кико, – и не только он, но и ни один из кико, каких нам приходилось дрессировать). Кахили выполнял то, что от него требовалось, но больше уже никогда особенно рьяно не работал: если дрессировщик не давал ему рыбы, он всегда мог отобрать ее у кого-нибудь другого.
Казалось бы, присутствие в группе тирана и грабителя должно было неблагоприятно сказываться на дрессировке. Ничего подобного. Кахили его доминирующее положение безусловно мешало, но не его жертвам. Когда их рыбу крали – а точнее, конфисковывали, поскольку Кахили действовал не исподтишка, а открыто, пуская в ход угрозу, – они работали еще усерднее, чтобы получить новое вознаграждение.
Следуя правилам формирования, можно в буквальном смысле слова любое животное обучить любым действиям, на которые оно способно физически и эмоционально. Для этого необходимо только сообразить, как разбить элемент поведения, который вы намерены у него выработать, на достаточно простые составляющие, чтобы поочередно отрабатывать их. Именно так цирковые дрессировщики обучают слона стоять на одной ноге или тигра прыгать сквозь горящий обруч. У этого процесса есть пышное наименование – «последовательное приближение».
Формирование представляет собой сочетание искусства и науки. На науку опирается весь процесс: варьируемые режимы, усложнение требований по одному на каждом этапе, правильное закрепление. Те, кто занимается формированием поведения в силу своей профессии, иногда путем проб и ошибок вырабатывают в себе тонкое интуитивное понимание этого процесса. Мне доводилось наблюдать примеры великолепного формирования в работе футбольных тренеров, жокеев и дирижеров симфонических оркестров.
Искусство формирования и его прелесть заключены в умении придумать, какой новый элемент поведения можно сформировать, а затем способ, как его сформировать. Представить себе что-нибудь новое бывает очень трудно. Вот почему в цирковых номерах так редко удается увидеть по-настоящему оригинальный элемент поведения. Я на собственном опыте убедилась, насколько легче использовать стандартное поведение, например варьировать прыжки через барьер, чем разрабатывать что-то принципиально новое.
Но стоит кому-нибудь придумать такую новинку, и почти любой дрессировщик сумеет найти свой способ, как ее перенять. Мне и в голову не пришло бы, что можно мчаться на двух дельфинах, как на водных лыжах, но когда в Сан-Диего, в океанариуме «Мир моря», изобретательный дрессировщик проделал это, мы смогли разработать сходный номер. Такое заимствование тоже способствует однообразию представлений с животными. Поскольку любой хороший дрессировщик способен воспроизвести любую оригинальную идею, придуманную кем-то другим, то дрессировщики, особенно цирковые, в своем стремлении к уникальности вынуждены отрабатывать с животными предельно трудные для них движения (вроде хождения по канату) в расчете на то, что другие предпочтут не тратить таких усилий на воспроизведение номера.
Пути к желанной цели могут быть самыми разными: вероятно, существует столько же способов формирования данного поведенческого элемента, сколько есть на свете дрессировщиков. Рецепт одного дрессировщика может быть совершенно не похож на рецепт другого. Вовсе не обязательно было учить Хоку и Кико прыгать через прут так, как это делала я. Другой человек мог бы, например, сначала приучить их высоко прыгать в определенном месте бассейна, а потом установил бы там прут. И заставить их переплывать через веревку можно было бы, перемещая веревку по дну под ними, а не гоняя их над ней.
Потомственные цирковые дрессировщики редко сознают это: их личный метод кажется им единственно возможным – вот так вы обучаете лошадь кланяться, вот так медведь начинает у вас ездить на велосипеде, – и они обычно ревниво скрывают свои рецепты формирования всех этих поведенческих элементов, передавая их от отца сыну как семейную тайну. Да, конечно, такие рецепты могут включать особые приемы, позволяющие экономить время и добиваться желаемого результата с минимальными усилиями. Чтобы научить собаку делать обратное сальто, ее обычно учат прыгать прямо вверх, а затем, пока она в воздухе, хлопают ее по заду, так что она полностью переворачивается, прежде чем приземлится на четыре лапы. Похвалы и пищевое поощрение помогают собаке избавиться от растерянности, и вскоре она уже прыгает и крутит обратное сальто, чтобы избежать хлопка. (Конечно, для этого номера нужна небольшая подвижная собака – фокстерьер, а не ньюфаундленд.)
Обратное сальто почти всегда формируется именно так. Внимательно понаблюдайте за исполнением этого номера, и вы почти наверное увидите, как дрессировщик резко дергает ладонью – уже не для того, чтобы хлопнуть собаку, а чтобы подать ей сигнал. Таков традиционный рецепт формирования этого поведенческого элемента, и однако не знающий его дрессировщик может найти немало других способов научить собаку крутить обратное сальто.
Интереснее всего была, пожалуй, отработка номера, которым мы занимались несколько лет спустя после открытия Парка. У нас были тогда две великолепные малые косатки – взрослые самки Макапуу (названная так по мысу, неподалеку от которого ее поймали) и Олело. Совершенно черные, безупречно обтекаемой формы, около четырех метров длиной, эти дельфины оказались редкостными акробатами – по высоте, разнообразию и ловкости прыжков они не уступали своим более мелким сородичам. Мне пришла в голову мысль, что они могли бы прыгать через веревку одновременно, но навстречу друг другу – так, чтобы их могучие тела на мгновение перекрещивались в воздухе. Сама по себе идея новой не была – мне случалось видеть, как подобным образом прыгали более мелкие дельфины, а также лошади без наездников, – но я решила, что в исполнении этих фотогеничных животных такой прыжок будет выглядеть особенно эффектно.
