Одиноко, тоскливо чувствовал себя Илья. Руки устали держать трофей, начали замерзать от тяжелой холодной кости. Егерь еще раз придвинулся к нему, приказал властно:
— Ну-у! Не доходит?
Илья умел подчиняться приказам. Ему было очень жаль своего трофея, но еще больше он жалел себя. Жалел за то, что приходится подчиняться. Он подошел к охотникам, и все, словно ждали его, перестали разговаривать, расступились перед ним и перед командиром. Пачкая кровью снег, Илья опустил тяжелые рога, с трудом выдавил из себя:
— Д-дарю. Вам. — Он хотел сказать еще что-то, но командир опередил его, поймал за руку и крепко ее пожал. — Ну-у. И не жалко? Если так — спасибо.
Приняв подарок, обращаясь сразу ко всем, командир похлопал Илью по плечу:
— Хороших охотников мы растим в училище! Скоро на волков будем охотиться. Таких надо брать в бригаду, освобождать от занятий. Слышите?
Все разглядывали и хвалили трофей, добытый курсантом Ильей Коробовым.
Вторые сутки стая отдыхала, обжиралась мясом задранного лося. С каждым часом мясо убывало, поляна в лесу была усеяна обглоданными костями. Сытые псы хитрили друг перед другом, уносили прятать куски получше. К остаткам лося Одноглазый больше не совался. Делал вид — он сытый, мяса совсем не хочет. Рвань от Чапы за свой аппетит получать не хотелось. Разве он виноват, что может съесть сколько угодно и еще немножечко. Он грелся на солнышке, делал вид, что дремлет, одним своим глазом видел больше других.
Когда Чапа уходила к ручью попить, Хромой по-воровски хватал из остатков что придется, торопился унести в свою кладовую. Хромой Одноглазого не интересовал — пусть сам ест вонючую брюховину. Одноглазый следил за Мальчиком, за Сыном волка. Им все дозволено. Им лучшее. В табели о рангах стаи Одноглазый числился на самой последней ступеньке. Черных дней ему хватило сполна, но и эти дни его кое-чему научили.
Одноглазый наблюдал. Ага! Сын волка уверен, никто не тронет, не посмеет прикоснуться к его запасам. За ним Чапа! Вот он снова тащит зарыть кусок, делает это почти на виду у всех.
Перепрятывать запасы Сына волка Одноглазый не собирался. Он быстренько съедал их, снова грелся на солнышке и «дремал». Совесть его не мучила. Другим-то путем попробовать такого добротного мяса он не мог.
Мальчик уносил куски в одно и то же место, и Одноглазый убедился — считать он совсем не умеет. К трем кускам он приносил еще один и не обращал внимания, что два куска уже съедены. Одноглазый не жадничал, оставлял Мальчику кусочек поменьше, убегал к своему месту «подремать» и ждал, когда Мальчик еще поднатаскает мясца. «От многого берешь немножко — не грабеж — дележка». Одноглазый, конечно, не знал этой поговорки, видимо, и поступал из-за своего незнания по-другому. Брал много, а оставлял чуть-чуть.
Одноглазый наблюдал и за Чапой, очень сожалел, что она не делает запасов — знала, ненавистная, все равно первый кусок ее. С каким бы удовольствием он обокрал ее саму!
Чапа жадничала напрасно. Доесть лося стая не успела.
Весенний ручей журчал весело, куда-то спешил, круто обегал лесные завалы. Бим напился воды, не спешил возвращаться к стае. Ручей его заинтересовал, он понаблюдал за течением, решил немного поразмяться и познакомиться с местностью.
Поваленная с берега на берег сосна перегородила ручей, обломанные сучья резали стремительный поток. В этом месте вода собирала всякий лесной хлам, в высоту и в ширину рос на ручье затор. Бим поглядывал на затор, решал, можно ли перебраться по стволу сосны на другой берег.
Решить не успел. Как ни шумела вода, человеческие шаги Бим услышал. Он отбежал от затора прочь, прилег в кустах высохшего малинника. Предосторожность оказалась не лишней. Что-то напевая себе под нос, вдоль ручья шел человек с огненной палкой за плечами. У затора, где только что стоял Бим, он остановился, быстро оглянулся вокруг, сбросил с плеча огненную палку. След Бима он разглядывал долго. Бим узнал в нем грибника, ранившего Чапу.
Шажок за шажком, не выпуская из рук огненной палки, человек направился по ручью в сторону отдыхающей стаи. Он не торопился. Теряя след, возвращался по ручью назад и снова начинал отмеривать свои маленькие шажки.
А Бим торопился очень. Не жалея сил, окружным путем он вернулся к стае, и через несколько секунд все уже были в сборе, настороженно смотрели на вожака. Один лишь Каштан не мог быть со всеми. Он пополз, потащил по земле раненые ноги, изо всех сил перебирал передними. Тело не слушалось. Бим мельком взглянул на него, с сожалением — на остатки лося и решил — еды для Каштана оставлено много. Думать о нем больше не оставалось времени.
Стая устремилась за Бимом, а Одноглазый растерянно замешкался. Как же так? Ждал-ждал, пока Сын волка и Мальчик поднатаскают вкусного, а здесь? Здесь-то кому оставили? Можно и не воровать!
Одноглазому было очень жаль и то и другое. Он оглянулся на остатки лося, увидел Каштана, тоску в его глазах. Этот взгляд подстегнул его, он понял, зря столько мяса одному не оставят. Что есть силы он пустился догонять стаю.
Заглушая пение птиц, звуки ручьев, другие лесные звуки, глухой россыпью прокатилось эхо ружейного выстрела. Бим приостановился, оглянулся на выстрел, и ему показалось — он слышал предсмертный плач своего товарища.
* * *
Егерь Иван Сергеевич Максимов шел по ручью и приглядывался к волчьим следам. Он видел, идет в пяту волка — в сторону, противоположную его пути — это не смущало его. Давненько волки не шалили в этом краю. Иван Сергеевич думал об этом, вспомнил, как зимой в соседнем селе волки драли овец, на краю села жрали ворованных со двора гусей. Думал и о том, как несколько десятилетий назад волка объявили полезным, придумали ему должность — санитар леса. Он знал, что теперь об этом вспоминать стыдятся, потому что лесные санитары воруют у людей миллионы.
С такими думами Иван Сергеевич вышел на лесную поляну и наткнулся на остатки лося.
— О-о! — удивился егерь, — хорошо посанитарили! Сколько же тут следов? И мелкие здесь, и крупные? Что за волки?
Егерь увидел под кустом затаившегося Каштана, вздрогнул от неожиданности, сдернул с плеча ружье. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Каштан жался к земле, молча скалился, силился двинуться в сторону человека. Раненые ноги не позволяли этого сделать.
— Вот, значит, как? Испытываешь? Осенью-то вы меня на зуб испытать хотели? Испытанный! Не таких видывал!
Егерь считал следы, не выпуская из поля зрения пса. Время от времени он заговаривал с ним:
— Ну вы и сволочи! Понятно теперь, какие волки в округе шарят! На волков, значит, вину валите? Как же вы до жизни такой докатились?
