Ранним утром следующего дня мы собрались на маленьком аэродроме на краю города. Нашим оператором был назначен Роже Морид, статный красавец-француз, чей голос и внешность напоминали покойного Мориса Шевалье. Он оказался мастером рассказывать анекдоты и большим любителем прекрасного пола.
После того как мы втиснули наше разнокалиберное оборудование в небольшой двенадцатиместный самолет и заняли свои места, в салон вошли несколько коренастых, кофейно-коричневых, монголоидного вида, нарядно одетых индейцев. На мужчинах были рубашки, брюки и шляпы с мягкими полями, а на женщинах — яркие разноцветные юбки, платки и блузки, оживленные выпуклой двусторонней аппликацией. У одной пожилой индианки спереди на блузке сидел огромный, огненного цвета тукан, у другой — две громадные красные рыбины обменивались радостными улыбками на фоне ультрамаринового моря; на груди третьей дамы можно было видеть полную драматизма сцену из рыбачьей жизни, где несколько маленьких черных человечков в каноэ тщетно пытались поймать удочкой косяк рыбы размером с кашалота. У всех без исключения индианок, напоминавших своими красочными нарядами разноцветных, ярких попугаев, в качестве дополнительного украшения в носы были вдеты золотые, размером с обручальные, кольца, а на щеки нанесен солидный слой цикламеново-розовых румян. Это были аборигены островов Сан-Блас, выглядевшие, на мой взгляд, просто бесподобно.
Пока мы находились над сушей, полет наш проходил относительно спокойно. Вскоре мы достигли побережья Карибского моря и полетели над голубой, почти прозрачной водой с высовывающимися из нее, точно странные морские чудовища, рифами, словно вправленными в голубой янтарь. Повсюду были разбросаны тысячи мелких островков Сан-Блас, таких аккуратных и миниатюрных, с кольцом коралловых рифов вокруг белых песчаных пляжей и лохматыми париками пальм, что они походили на выставленные в витрине магазина игрушечные «Острова Южных Морей». Вскоре, к моему ужасу, пилот начал резко снижаться, направляясь к такому крошечному островку, что, казалось, сесть на него просто невозможно, разве только в случае крайней необходимости. Мы летели, почти касаясь воды, и бедняга Аластер, который боялся маленьких самолетов ничуть не меньше, чем я высоты, выглядел довольно бледно.
Но в тот момент, когда мы решили, что нам не избежать падения в море, самолет, миновав кусочек снежно-белого песчаного пляжа, вылетел на черную взлетно-посадочную полосу. Подпрыгнув несколько раз в воздухе, самолет понесся по дорожке, жутко визжа тормозами. Когда он наконец остановился, мы поняли, почему приземление было столь стремительным. Взлетная полоса рассчитана точно по диаметру острова, ни одного лишнего дюйма. Если самолет не приземлится в самом ее начале, он рискует, не успев затормозить, въехать в море. Поэтому все, не говоря уже об Аластере, были рады, что воздушное путешествие завершилось.
Пока мы сидели в самолете, огромную груду нашего нагретого солнцем багажа со всех сторон любовно облепила коричневая и зеленая саранча. Все наши попутчики были встречены родственниками; их каноэ, превратившись в маленькие черные точки в сверкающем море, направлялись к многочисленным, разбросанным в необозримом пространстве островкам. Вскоре показалась большая, с низкой посадкой лодка; когда она подплыла к причалу, из нее выбрался коренастый кривоногий человечек, до того похожий на тибетца, что, казалось, он прибыл прямо из Лхасы. На самом деле его звали Израил и он был владельцем отеля, в котором мы должны были жить.
Море на мелководье было почти горячим, температуры человеческого тела, и прозрачным, словно слеза, с маленькими стайками порхающих вблизи песчаного дна пугливых разноцветных рыбешек. Оттолкнувшись от берега, мы медленно поплыли по спокойной воде к небольшому острову, четырех-пяти акров в длину, скрывавшемуся в густых пальмовых листьях. Обогнув остров, мы направились к крошечному бетонному причалу, за которым находился отель — сооружение до того великолепное, что у меня захватило дух.
— Посмотри, — в восторге воскликнула Ли. — Это просто чудо! Я никогда не видела ничего подобного.
— Самый необычный отель, который я где-либо встречал, — сказал я. — Пять с плюсом, Аластер. Вот это подарок.
— Забавный, правда? — спросил Аластер, сияя. Короткие фразы давались ему куда лучше.
Отель и правда был замечательный. Двухэтажное в форме латинской буквы L здание было сделано из связанных между собой рафией стволов бамбука, с крышей из пальмовых листьев. По всему периметру отель опоясывала двухэтажная веранда, на которую выходили, как мы догадались, двери спален. Здание нависало над глубоким бетонным бассейном, где сновали мириады разноцветных рыбок и жили две огромные морские черепахи. Рядом с отелем располагалось убогое строение из бамбука и пальмовых листьев с выцветшей от времени вывеской «Бар». Пейзаж украшали высокие, изогнутые, словно луки, пальмы, чьи темно-зеленые вайи шелестели на ветру, будто перешептываясь друг с другом; пышно цвели растущие в изобилии гибискус и другие тропические кустарники. В ослепительном сиянии солнечных лучей все вокруг казалось ненатуральным, походило на роскошные декорации для грандиозного голливудского фильма из колониальной жизни. Казалось, вот-вот на шаткой бамбуковой лестнице в безупречных белых парусиновых брюках возникнет желчный Сомерсет Моэм. Но вместо него, почти столь же высокомерно, взирали на нас из бассейна две черепахи.
Наша спальня представляла собой, мягко говоря, нечто совершенно невиданное. В окнах не было никакой необходимости, так как свет проникал в комнату сквозь многочисленные щели в стенах; некоторые были до того велики, что через них открывался великолепный обзор бескрайних морских просторов с разбросанными там и сям островками. Гигантских размеров кровати провисали посередине — не вызывало сомнения, что в давние времена из них выпали какие-то очень важные детали. Песок на полу приятно хрустел под ногами, привнося в жилище свежий уличный колорит. Наш роскошный двухместный номер начинался с малюсенького, размером с прямостоящий гроб, закутка, сделанного из искореженных пустых банок из-под керосина, накрытых облезлой, невообразимо яркой, клетчатой клеенкой. Посреди этого «шотландского ансамбля» торчала узкая трубка, из которой (мы это проверили на собственном опыте, когда открывали кран) вылетала струя морской воды и била прямо вам в глаз. Что и говорить, это был не «Риц», но в столь идиллическом окружении мы на это и не рассчитывали.
Едва мы успели распаковать вещи и аккуратно развесить их на единственном имевшемся в номере стуле, как, взглянув через перила веранды, увидели подплывающих к отелю в каноэ юношу, бронзового от загара, и светловолосую девушку. Юношу звали Марк. Он оказался ихтиологом с научно-исследовательской станции Смитсоновского института, расположенной на одном из рифов, в четверти мили от нас. На время нашего пребывания на островах Марк согласился исполнять обязанности консультанта и проводника. Он был очень хорош собой, с легким оттенком чего-то восточного в чертах, позже я выяснил, что его мать была японкой. Умница, превосходный знаток своего дела, он сразу сделался нашим наставником и другом, как и работавшая под руководством студентка Кэти. В тот же день Марк повел нас на коралловый риф, примерно в миле от нашего жилья; здесь он проводил свои исследования и поэтому был коротко знаком почти со всеми рыбами в округе.
