Бэби так смертельно испугался метлы потому, что он никогда ее раньше не видел, — и в цирк она была занесена случайно.
Цирковые артисты, как и все артисты вообще, по большей части отличаются суеверием. Они ни за что не положат афишу на кровать, боясь, что «проспят» все сборы; они с ужасом будут смотреть на роль, упавшую на пол, что предвещает неудачу на спектакле; они никогда не позволят подметать метлой в цирке, говоря:
— Это значит вымести из цирка благополучие. Вместо метлы есть грабли.
Бэби, жизнь которого проходила в вагонах или в цирках, отлично знал железные грабли и совершенно не был знаком с метлой; она показалась ему чудовищем, и он бежал… Куда же ему было бежать, кроме вагона, откуда его вытащили на арену и познакомили со странным орудием — метлой?
У Бэби была превосходная память, и дорогу к вокзалу он хорошо запомнил.
Когда я приехал на вокзал, Бэби стоял на платформе, окруженный тесным кольцом любопытных. Я крикнул издали:
— Бэби, ком!
Слон, тотчас же, как по мановению волшебного жезла, повернулся ко мне, подняв хобот, и отчаянно заревел.
Толпа дрогнула от испуга и моментально расступилась, давая слону дорогу. Бэби с шумом выпустил через хобот воздух, и, махая ушами, пошел за мной.
Я отпустил Николая на месяц, пока Бэби забудет о случившемся. Метла была навсегда изгнана из нашего обихода, и вечером Бэби, как и всегда, работал спокойно и с удовольствием хрустел заработанным сахаром.
Был ли трусом Бэби, испугавшийся метлы? Конечно, нет. Животные всегда боятся новизны, неизвестного, каковой и являлась метла для Бэби, и его гнала на вокзал не трусость, а инстинктивное чувство самосохранения.
В другой раз с Бэби едва не повторилась история бегства, когда он во время занятий его со мной неожиданно услышал, как один из музыкантов, случайно очутившийся в проходе, нечаянно задел струну своего контрбаса, и инструмент загудел.
Слон вдруг сгорбился, растопырил уши, приподнял свой толстый короткий хвост и стал тихо гудеть, как бас у органа; маленькие серенькие глазки его косились со страхом на инструмент. И как только убрали невиданное чудовище-контрбас — Бэби моментально успокоился.
Не меньше страха навел на Бэби старинный пузатенький комод, формой и цветом напоминавший контрбас, приготовленный в проходе цирка, для представления (пантомимы). Когда я знакомил Бэби осторожно с новыми предметами, он их потом уже не боялся.
IV БЭБИ ДЕЛАЕТ АРТИСТИЧЕСКУЮ КАРЬЕРУ
Бэби учился у меня многим смешным вещам. Между прочим, он прекрасно исполнял на арене цирка сценку в парикмахерской, вместе с моим другом и товарищем — маленьким карликом Ванькой-Встанькой.
Этот номер всегда вызывал смех у публики. Как сейчас вижу крошечную фигурку веселого Ваньки-Встаньки с его улыбающимся простодушным лицом, которого я громко зову, стоя на арене:
— Ванька-Встанька! Как тебе не стыдно являться небритым перед публикой? Надо тебя побрить. Отправляйся в конюшню и надень подобающий костюм, а я устрою здесь пока парикмахерскую.
И пока Ванька-Встанька уходит, на арену вносится большая кровать с огромной, набитой сеном подушкой. К кровати подставляется тумба со свечею в легком подсвечнике; на другой половине арены ставят стол, с лежащими на нем длинными железными щипцами и громадной деревянной бритвой. К столу пододвигается стул с высокими ножками, а против барьера помещается горн с тлеющими углями, точило на высоких ножках, и ставится у входа декорация, изображающая заднюю часть комнаты с дверью и нарисованным окном, на котором изображены болванчики в париках, вывеска с надписью «Парикмахер из Парижа Слонов. Стрижка и брижка, бритье и стритье».
Дверь отворяется, и появляется. Бэби. Я представляю его публике. Он раскланивается на три стороны. Я говорю ему:
— Приведите все в порядок в вашей парикмахерской. Будьте чистоплотны, смахните пыль и ложитесь спать; завтра надо рано вставать и принимать посетителей.
Бэби быстро подходит к столу, берется хоботом за точеную ручку ящика, выдвигает его и вынимает салфетку. Этой тряпочкой он стирает пыль со стола и как бы случайно сметает щипцы и бритву на пол. Потом, высоко подняв хобот, слон-парикмахер подходит к декорации и начинает водить тряпкой по нарисованному окну, делая вид, что протирает стекла.
— Разве вы не слышали, что вам пора лечь спать? — повторяю я.
Бэби идет к кровати, шарит под подушкой хоботом и вытаскивает оттуда гигантского клопа, величиною с поларшина. На самом деле это свиной пузырь, надутый и выкрашенный в коричневую краску. Бэби кладет его на землю и наступает тяжело ногой. Клоп громко лопается; публика хохочет.
Раздавив клопа, Бэби укладывается спать, вернее, становится на кровать всеми четырьмя ногами. Затем он берет подушку хоботом и делает вид, что хочет бросить ее в подсвечник, а я, притворно, ужасаясь, кричу:
— Ай, что вы делаете? Разве подушки для того сделаны, чтобы ими тушить свечи?
И, вырвав подушку, я кладу ее на место. Потом я кричу:
— Тушите.
Бэби вытягивает хобот по направлению к свече и сильно дует. Свеча вместе с подсвечником со стола летит на землю. Я смеюсь и, указывая, на Бэби, говорю публике:
— Вот кого бы следовало пригласить в пожарные. Ну, а теперь надо ложиться спать. Завтра придется рано вставать.
Слон слушается и осторожно опускается головой на подушку; минута — и слон поднимается и осторожно слезает с кровати. Я спрашиваю:
— Что вы забыли?
Бэби, вместо ответа, хоботом шарит под кроватью, находит вазу, берет хоботом ее за ручку, вытаскивает на средину арены и садится на нее. Публика громко хохочет…
В это время раздается стук в дверь. Слон быстро поднимается. У двери стоит Ванька-Встанька, в пестром и смешном пальто и лысом парике. Я почтительно кланяюсь карлику, Бэби тоже почтительно качает головой… Я приглашаю Ваньку-Встаньку садиться. Карлик усаживается на высокий, стул. Я подвязываю ему салфетку, изображая помощника парикмахера, и спрашиваю:
— Что угодно?
Карлик отвечает:
— Мне нужно, чтобы вы меня завили.
— В уме ли вы? — спрашиваю я, — да что же мы станем завивать? Ну-ка, освидетельствуйте голову посетителя.
Слон свертывает хобот улиткой и осторожно стучит им по лбу карлика. Я беру щипцы и предлагаю Бэби нагреть их.
Бэби подходит к горну, берется за рычаг и начинает накачивать воздух. В это время я подсыпаю бенгальский огонь, который освещает цирк красным светом.
— Быть может, вы теперь наточите бритву? — говорю я слону. Парикмахер вертит хоботом ручку точила.
— А теперь не угодно ли взбить мыло для бритья.
