— Наверное, подглядывал за людьми,— сказал егерь, когда я спросила, каким образом медведь до этого додумался.
— Правда? — спросила я с некоторым сомнением.
— Чистая правда,— ответил егерь. Но, как я упомянула, у нас остаются кое-какие сомнения.
Что же касается подражания, то тут он был прав. Животные — от природы завзятые имитаторы, и в одном кемпинге всех допекал молодой лось, который явно подглядывал за медведями. Они не могли найти другого объяснения его манере постоянно опрокидывать мусорные баки. При нормальных обстоятельствах лось и близко к кемпингу не подойдет.
Олени — другое дело. В «Вапити» огромный светло-песочный самец с рогами как рождественская елка постоянно принимал солнечные ванны на одной и той же расчистке рядом с большим автофургоном. Люди почти весь день отсутствовали, и он возлежал там, будто сторожевой лев,— это Его Поляна, выражал он своей позой, и фургон тут стоит с его разрешения. Лоси совсем другие. Они предпочитают избегать людей и в то же время очень раздражительны. Рассерженный лось бросается в атаку, точно взбесившийся бык. И опасны не его широкие в выемках рога, а острые как бритва копыта. Эти копыта способны располосовать горло другого животного, вспороть человеку живот или пробить спину в мгновение ока. А потому, сказал егерь, этого лося придется убрать. Ведь туристы по большей части убеждены, что остерегаться следует только медведей, и рано или поздно кто-нибудь попытается его приласкать. Он уже загнал женщину в ее фургон, потому что у нее кончился хлеб, которым она его угощала, и, видимо беря пример с медведя, за которым подглядывал, он начал забирать еду прямо со столов на расчистках.
А он всего лишь лось, и вертолетом его вывозить не станут — просто пристрелят, а все сотрудники очень к нему привязались и теперь швыряют в него поленья, чуть увидят. Так, чтобы не ушибить его, а только напугать.
Мы с Чарльзом не любители вставать ни свет ни заря, а именно в этот час, когда бдительные сотрудники еще спят, его видели в кемпинге люди по дороге к умывальне, и поэтому более или менее близко нам довелось наблюдать его всего один раз в сумерках, когда мы сидели на лекции. Обычно их устраивали под открытым небом, но в этот вечер со Скалистых гор дул ледяной ветер, и мы собрались в общей кухне — длинном бревенчатом сарае со столами, скамьями и большой, топящейся дровами плитой для тех, кто путешествует налегке. Сотрудник уложил поленья в топку, на плите в двух больших кофейниках варился кофе, мы только что посмотрели фильм о толсторогах, и разговор, как обычно, зашел о 'медведях. У каждого сотрудника парка имелся свой запас медвежьих анекдотов, которые собравшиеся готовы были слушать, на какую бы тему ни читалась лекция. Этого лектора однажды, когда он исследовал необитаемые места в Уотертоне, загнал на дерево гризли и принялся в ярости раскачивать ствол. Есть у гризли такая манера, и, говорят, они выворачивают с корнями не такие уж тоненькие деревца. Однако это дерево устояло, и через некоторое время медведь удалился. И намного быстрее, чем рассчитывал рассказчик, а потому, успев научиться осмотрительности, он не стал спускаться. И к лучшему, потому что гризли почти тут же вернулся в сопровождении еще одного гризли, сообщил рассказчик. И они принялись трясти дерево уже вдвоем!
Тут на него посыпались обычные вопросы: так как же ему удалось спастись? Гнались ли за ним медведи? Что бы он сделал, вывороти они дерево? И тут в сумраке снаружи затрещали ветки. С быстротой молнии лектор метнулся к двери, а затем к плите и схватил полено. Никто за ним не последовал: все решили, что на запах кофе явился медведь, и кому, как не сотруднику парка, знать, как с ним разделаться.
— Пшел! Пшел отсюда! — завопил он и швырнул полено в темноту. Вновь раздался треск веток, удаляясь в сторону леса, и все вздохнули с облегчением. Все, кроме нас, потому что лектор вернулся и объяснил, что это опять был этот проклятый лось. Мы с Чарльзом, как ни старались, еще не видели ни одного лося.
А когда мы все-таки увидели лося, то совершенно случайно и до того близко, что задним числом я поражаюсь, до чего мы рисковали, фотографируя его как безумные, но хотя бы у нас есть доказательства, что это действительно произошло.
Мы уже видели вапити, чернохвостых оленей и толсторогов, мы видели столько барибалов, что потеряли им счет, и еще мы видели беркута, которого Чарльз углядел в бинокль на скале над озером Эме-ролд. А кроме того, в чаянии лося мы часами поджидали у лизунцов, отдавали себя на съедение комарам у болотистых оконечностей озер, прятались за стволами в тех уголках леса, где они паслись (так, во всяком случае, нас заверяли), но так и не сумели увидеть хотя бы одного.
А впрочем, я не думала, что в этой встрече может быть что-то особенное. Судя по фотографиям, лось был попросту крупным, неуклюже сложенным оленем. Безобразно карикатурный из-за огромного носа, смахивающего на футбольный мяч. И настолько плодовитый, если верить книгам, что в этих краях число лосей почти не уступало числу рогатого скота. И только потому, что нам не удавалось его увидеть, встреча с ним обрела такую важность. Но когда она все-таки произошла...
К этому времени мы уже порядочно попутешествовали. Побывали в Британской Колумбии, пересекли Великий водораздел, перебрались через реку Кикинг-Хорс и прошли пешком по следам истории по железнодорожным путям вниз по каменистым склонам Биг-Хилла. Сколько раз мы пели «Сорвался поезд под уклон, и он гудел, и он гудел» и даже ни на секунду не задумывались, что это действительно произошло с реальным поездом на крутом склоне в Британской Колумбии, и нам в голову не приходило, что в один прекрасный день мы окажемся на месте этого происшествия и увидим внизу опрокинувшийся паровоз. Во всяком случае, один из паровозов. Видимо, случалось это не так уж редко.
В восьмидесятых годах прошлого века, когда строилась Канадская Тихоокеанская железная дорога через всю Канаду, инженеры обнаружили в обрывах перевала Кикинг-Хорс залежи цинковой руды, необходимой для производства латуни, и там быстро вырос большой рудничный поселок. И вместе с железнодорожными рабочими в поселке по соседству рудокопы образовали одно из тех буйных сообществ, форпостов цивилизации, которые описаны в стольких романах,— мирок бесшабашных молодчиков, тративших свои заработки на выпивку и азартные игры. Мирок, где не было места женщинам.
Человеческая жизнь ценилась так дешево, что они играли даже на нее. Они бились об заклад, заложил ли человек, бросивший работу на прошлой неделе, последнюю динамитную шашку в забое или нет. А если да, забьет ли тот, кто занял его место, костыль в нее или нет. Сумеет ли машинист остановить7 поезд на спуске, если он сорвется с тормозов. А сами машинисты заключали пари, какое расстояние они сумеют преодолеть вверх по склону, не подбрасывая топлива.
