Сначала мы двигались по шоссейной дороге, ведущей на Конзу, расположенную примерно в 80 милях к юго-востоку от Найроби, а затем повернули на запад. После дня пути мы стали выходить из лесистой местности на открытую равнину. Стали реже встречаться крытые камышом хижины земледельцев племени кикую. Обработанные шамбы исчезли. Впереди лежала покрытая травой равнина, изобиловавшая дичью. На этих идеальных пастбищах в течение долгих веков племя масаи пасло скот рядом со стадами зебр и уайлдбистов. Воздух там прохладен и чист, им приятно дышать.
Мы шли все дальше и дальше в дикую массайлендскую территорию. Не будь в Найроби Хильды, я не пожалел бы, если бы мне вообще не пришлось туда вернуться. Передо мной была Африка в ее девственном виде, такая, какой ее создал бог и какой она оставалась до прибытия белого человека, который первым делом стал уродовать ее естественный облик. Мы разбивали лагерь там, где нас заставала ночь. Едва солнце появлялось из-за холмов, мы продолжали свой путь, во всем руководствуясь лишь собственными желаниями.
Однажды вечером, когда мы уже значительно продвинулись в глубь территории, до меня донеслось рычание львов, ходивших вокруг лагеря. По звуку их голосов я понял, что это самцы. На рассвете я впервые встретился с представителями племени масаи — двумя молодыми моранами, которые, выйдя поохотиться на львов, увидели наш лагерь. С чувством собственного достоинства они подошли к моей палатке и остановились, опираясь на свои копья. Они внимательно изучали меня. Масаи резко отличаются от всех жителей Африки, с которыми мне приходилось встречаться. Это рослые, стройные люди с очень тонкими чертами лица — более правильными, чем у белого человека. Существует даже мнение, что масаи — потомки древних египтян, которые ушли на юг во время какого-то крупного переселения народов. Лица молодых воинов были окрашены красной охрой и обведены белым мелом, изготовленным из истертых в порошок костей. Их одежда состояла из одного предмета — одеяла, небрежно охватывавшего тело и завязанного на плече.
Я сказал молодым воинам, что прибыл с целью уничтожения львов. Мораны, казалось, нашли эту мысль забавной, и сказали, что мне будет трудно и хлопотно убивать львов при помощи одного ружья. Они считали копье единственно подходящим оружием для охоты на львов. К огнестрельному оружию масаи относятся с глубоким презрением, унаследованным от тех давних времен, когда военные отряды их племени легко расправлялись с арабскими работорговцами, вооруженными заряжающимися с дула мушкетами.
Явно желая запугать меня, один из молодых людей сказал, что знает место недалеко от лагеря, где прячутся два льва. Его друг заявил, что эти львы — выдающиеся экземпляры и что он будет рад увидеть, как я с ними справлюсь. Я никак не предполагал сделать первый выход в сопровождении столь критически настроенных людей. Собаки еще не были обучены, и у меня не было представления о характере местности, в которой скрывались львы. Но под воздействием насмешливых и полупрезрительных взглядов молодых людей я счел своим долгом сделать все от меня зависящее, чтобы обеспечить успех охоты. Я попросил их вести меня к этому месту, приказав одному из носильщиков развязать собак.
Масаи повели меня по песчаному наносу в лощину, дно которой представляло собой высохшее русло потока, возникающего в дождливый сезон. Масаи шли впереди с копьями в руках, балансируя огромными щитами из шкур буйволов. Эти щиты довольно громоздкие и весят по пятьдесят с лишним фунтов. Несмотря на это, мораны несут их на плечах, как перышки. Щиты украшены сложным узором черного, красного и белого цвета. Этот узор представляет собой некое подобие геральдических знаков наших предков. Увидев щит, масаи может определить, из какой части страны пришел его владелец, к какому отряду он принадлежит, его ранг и положение в отряде, возраст, имя и какими отличиями он удостоен за участие в боях или охоте на львов.
Русло было песчаное, и масаи, легко обнаружив следы львов, пошли по нему. Собаки бежали вприпрыжку, опасливо внюхиваясь в странный запах. Идя по излучине лощины, мы увидели перед собой двух львов, лежащих на песке, подобно большим кошкам. Львы встали, бросая на нас угрожающие взгляды. Собаки, увидев зверей, пришли в неописуемый ужас и большая часть своры, тявкая, обратилась в паническое бегство. Ни одной из собак не приходилось видеть львов и вряд ли они имели представление о существовании такого зверя. Однако четыре собаки эрдейльской породы мужественно остались на месте.
Ни я, ни масаи не могли даже на мгновение отвлечься, чтобы подумать о собаках. Оба морана подняли свои копья, ожидая нападения. Это была величественная картина. Я быстро прицелился в грудь более крупного льва и выстрелил. От удара пули он отскочил назад и, ворча, тяжело повалился на бок. Его напарник исчез в густых кустах. В один миг четыре эрдейльских пса бросились вперед и стали тормошить убитого льва. Я им позволил сколько угодно теребить гриву льва, а когда вернулись остальные, проявившие трусость собаки, я заставил их сделать тоже самое. Были еще две смелые собаки, отдаленные предки которых были из породы колли[22]. И я надеялся, что эти шесть собак составят основное ядро своры гончих для охоты на львов.
Когда собакам надоело теребить мертвого льва, я повел их к кустам, где спрятался второй лев. Подойдя поближе, я услышал низкий, угрожающий рев льва. Эрдейли и колли тут же бросились в кусты, яростно лая, а остальные собаки окружили кустарник, подавая голос, но не выражая никакого желания приблизиться к зверю. Один из масаи бросил камень в кустарник. Лев на несколько футов выскочил из зарослей, делая ложный выпад в сторону одного из наиболее яростных эрдейлей, а затем скрылся, прежде чем мне удалось выстрелить.
Собаки постепенно осмелели. По движению верхних веток я мог определить местонахождение льва. Наиболее отважные собаки, яростно лая, ползком пробирались через кусты, чтобы выгнать зверя. Зная, что лев вот-вот бросится на нас, я стоял наготове.
Вдруг кусты широко раздвинулись и лев пулей выскочил прямо на меня. Он почти свернулся в клубок — уши его были прижаты назад, а спина изогнута крутой дугой. Тотчас через песчаное дно пролетел один из моих храбрых эрдейлей, бросаясь на льва, чтобы схватить его за глотку. Лев отбросил его, как ребенок игрушку. Затем, не останавливаясь и не обращая внимания на остальных собак, тявкавших у него с фланга, он сделал еще прыжок в моем направлении.
Я выстрелил на расстоянии десяти ярдов. Пуля попала точно между глаз. Лев упал, даже не вздрогнув. В утреннем воздухе из пулевого отверстия ясно струился дымок.
