Исследователи часто не обращают внимания на подобные материалы, но среди них попадаются весьма конкретные и категоричные заявления. А самые необычные и любопытные сделал не кто иной, как полковник П. Х. Фосетт, известный всему миру своим драматическим и все еще не получившим объяснения исчезновением вместе со старшим сыном именно в этих местах. До самой последней — и роковой — экспедиции полковник вел дневники, которые под названием "Затерянные тропы, затерянные города" опубликовал его младший сын Брайан Фосетт, выдержки, приводящиеся ниже, взяты мной из этих дневников.
В 1914 году полковник Фосетт отправился в экспедицию из Боливии в юго-западную часть Матто Гроссо; в этой экспедиции его сопровождали два англичанина, Мэнли и Коустин. В точке с координатами 14 градусов южной долготы и 60 градусов западной широты они вышли на реку Гупоре, приток Мадейры, затем двинулись на север, потом повернули на восток и углубились в Кордильеры. Через несколько недель они повстречали индейцев, которые называли себя "максуби" они поклонялись богу Солнца и, судя по всему, были прямыми потомками гораздо более цивилизованной нации, так как придумали названия всем видимым планетам.
Некоторое время они провели с ними, а затем экспедиция несколько дней двигалась в северо-восточном направлении и попала в совершенно девственный, неисследованный лес. На пятый день они увидели тропу. Полковник Фосетт далее пишет:
"Пока мы оглядывались по сторонам, решая, в каком направлении двигаться дальше, примерно в ста ярдах к югу от нас появились два дикаря — они шли быстрым шагом и оживленно переговаривались. Заметив нас, они встали как вкопанные и начали торопливо заряжать свои луки стрелами; я обратился к ним на языке максуби. Мы не могли хорошо рассмотреть их, так как дикари находились в тени, но мне показалось, что это крупные волосатые люди, с очень длинными руками, покатыми лбами и резко очерченными надбровными дугами, люди первобытного типа и совершенно голые.
Внезапно они развернулись и скрылись в чаще, и мы, понимая, что преследование обречено на неудачу, двинулись по тропе на север. Незадолго до заката мы услышали тихий, но очень характерный звук рожка. Мы замерли и стали прислушиваться. Вскоре послышался столь же тихий звук с другой стороны, он как бы отвечал первому рожку, и через некоторое время несколько рожков затрубили одновременно. В слабом свете угасающего вечера, под сводами высоких деревьев этого таинственного леса, куда еще не ступала нога цивилизованного человека, звук рожка производил впечатление увертюры к фантастической опере. Мы понимали, что это дикари и что они идут по нашему следу. Вскоре к резким звукам рожков добавились крюки и какое-то бормотание — этот чудовищный шум совершенно не соответствовал традиционному поведению дикарей, обычно передвигающихся скрытно и абсолютно бесшумно.
В лесу быстро темнело, хотя над вершинами деревьев еще виднелась светлая полоска неба. Мы начали торопливо искать место для стоянки, где можно было бы принять какие-то меры для нашей безопасности, и наконец, нашли убежище в зарослях такуары. Сюда обнаженные дикари не рискнули бы сунуться: нас надежно защищали острые шипы длиной по меньшей мере в дюйм. Устраиваясь внутри естественного форта в своих гамаках, мы отчетливо слышали бормотание дикарей, но не отваживались выйти к ним. Позже, когда наступила полная темнота, они наконец ушли и больше мы их не слышали.
На следующее утро дикарей поблизости не было. Пройдя по хорошо утоптанной тропе, мы вышли на открытый участок, засаженный маниокой и папайей; на всем пути мы также не видели дикарей. Туканы с ярким оперением лакомились на пальмах плодами, и, почувствовав, что опасности больше нет, мы немного расслабились. К вечеру мы разбили здесь лагерь и, забравшись в гамаки, устроили концерт: Коустин солировал на губной гармошке, Мэнли играл на расческе, а я терзал флажолет. Может, это было и глупо с нашей стороны так афишировать свое присутствие, но за нами никто не гнался, поблизости не было никаких дикарей, и мы чувствовали себя словно в раю. Поутру, пройдя примерно четверть мили, мы увидели что-то вроде караульной будки с крышей из пальмовых листьев, потом еще одну.
Сделав еще несколько шагов, мы неожиданно оказались на совершенно открытом месте. Мелколесье окончилось, и прямо перед нами стояла деревня первобытных людей, некоторые из них сидели на корточках, и, должен сказать, существ столь ужасающего вида я не видел никогда. Одни занимались изготовлением стрел, другие бесцельно бродили взад и вперед — огромные обезьяноподобные твари, явно еще не перешагнувшие стадию животных. Я свистнул, и из ближайшей норы вылезло громадное, волосатое, как собака, существо, встало на ноги, в мгновение ока вставило в свой лук стрелу и, переминаясь с ноги на ногу, двинулось в нашем направлении.
Примерно в четырех ярдах от нас существо остановилось. Издавая крики, что-то вроде "Юх! Юх! Юх!", оно пританцовывало перед нами, и вдруг со всего леса полезли огромные обезьянолюди, все ухающие "Юх! Юх! Юх!", все переминающиеся с ноги на ногу, все заряжающие луки стрелами. Ситуация становилась весьма деликатной, и у меня мелькнула мысль: а не конец ли это? Я попытался обратиться с дружеской речью на языке максуби, но они не обратили на это никакого внимания. Похоже, человеческая речь были выше их понимания.
Существо напротив нас прекратило свой танец, несколько мгновений стояло совершенно неподвижно, а затем принялось натягивать тетиву, пока она не оказалась на уровне его уха — тем временем заостренный наконечник его шестифутовой стрелы гулял на высоте моей груди, Я посмотрел прямо в его свинячие глазки, полуприкрытые чудовищными надбровными дугами, и понял, что еще какое-то время он не выстрелит. Так же медленно, как и поднимал, он опустил свой лук, исполнил еще один, не столь живой танец, издал еще одно "Юх! Юх! Юх!". Он снова навел на меня стрелу и натянул тетиву, и я понял, что и на этот раз он не выстрелит. Он опять опустил лук и еще сплясал. Но когда он поднял лук в третий раз и направил стрелу мне на грудь, я понял, что на этот раз он решил заняться делом, и, не мешкая, рванул с бедра маузер. Это большая, довольно неуклюжая штука и калибр ее представляются неуместными в лесу, но я приобрел именно эту модель, так как, если пристегнуть к рукоятке пистолета деревянную кобуру, сооружение превращается в самый настоящий карабин, только гораздо более удобный и легкий, чем обычная винтовка. Заряжается он патронами 38-го калибра, которые производят страшный грохот, совершенно несоразмерный с их величиной. Я не стал наводить пистолет на придурка вместо этого я нажал на курок, и пуля ударилась в землю у его ног. Эффект был поразительный и мгновенный.
