— Там одного щеночка хотят усыпить, жалко, — вставила я как бы невзначай. Дерек, который знает мою натуру вдоль и поперек, понял, к чему я клоню, и коль скоро он не встал мгновенно на дыбы, я решила: есть шанс на положительный ответ, упустить его никак нельзя.
Я с трудом дождалась следующего дня и, когда мы сели пить кофе, задала Дереку вопрос в упор: не будет ли он возражать, если я заведу щенка?
— Что ж, — ответил он, — Разрешаю. Поезжай за ним, только смотри, возиться с ним будешь сама. И смотри, чтобы это была не восточноевропейская овчарка!
С прыгающим от волнения сердцем хватаю ключи от машины, бросаю Мэрри (которая была на моей стороне!), что разрешение взять щенка получено, и несусь за ним.
— Все в порядке! — крикнула я Бекки, врываясь в приемную. — Муж разрешил мне взять щенка при условии, если это будет не восточноевропейская овчарка.
— Ну что ж, отлично, — сказала Бекки. — Запишем его так: помесь колли с мотоциклом.
Сидевший за столом Стюарт поднял брови:
— Подумай-ка еще раз, прежде чем брать, — сказал он с улыбкой. — Ты не представляешь, какие проблемы на себя вешаешь. Мы ведь даже не знаем точно, сколько ему времени от роду, — Но, взглянув на счастливую пару — меня и щенка, понял, что напрасно сотрясает воздух.
Бекки проводила меня до машины и дала сумку с диетическим питанием для щенка, втрое превышающую по размерам его самого. Свернувшись под одеялом, он проспал всю дорогу до дома.
— Ну, а назовем-то тебя как? — сказала я, вынимая его из машины. В памяти возникло смущенное лицо Стюарта, и я решила: назову-ка я щенка Мэрри!
Пронеся Мэрри через двор в сад, я посадила его на зеленую лужайку; работники сбежались посмотреть на новое приобретение. Понятное дело, неуклюжее существо с бочкообразным тельцем на длинных ножках, да еще покрытое струпьями, поначалу ни у кого не вызвано симпатии. Но когда щенок, извиваясь всем тельцем, принялся вертеться меж многочисленных ног, приглашая поиграть, — точно так же, как он приглашала меня, — публика мигом оттаяла, за исключением, может быть, Дерека.
— Что-то он уж больно смахивает на восточноевропейскую овчарку, — сказал он, — Во всяком случае, если судить по остаткам шерсти, окрас точь-в-точь тот же.
— Окрас-то, может быть, и тот же, — медленно выговорил я, тщательно подбирая слова, — но вспомни-ка, сколько пород собак черные! Даже йоркширские терьеры. А посмотри, как у него свисают ушки — совсем как у длинноногой таксы!
Дерека это не очень убедило.
Кстати сказать, я только теперь разглядела, как моему новому вислоухому любимцу трудно ходить. Коленные сухожилия у него были очень толстые и жесткие; когда он садился, суставы его передних ног выворачивались наружу; все это казалось бы очень забавным, когда бы не было так грустно.
Мэрри оказался превосходным другом — конечно, лужицы, всякие щенячьи проказы, но так ведь у любого щенка. Главное, он был очень спокойным и не поднимал лай по ночам. Единственная проблема заключалась в том, что посетители пытались его закармливать, а ему при его болезни можно было съедать разве что маленький кусочек сверх назначенной диеты — иначе его движения становились очень вялыми. Правда, поначалу я особенно не отпускала его от себя, чтобы он не шокировал посетителей своим неприглядным видом; мне всякий раз приходилось объяснять, почему он такой, но, слава Богу, шерсть начала отрастать, и вскоре он мог свободнее исследовать окружающее пространство. В те немногие часы, когда я отпускала его погулять, собачонка Саманта учила его отыскивать посетителей, устраивающих пикник!
Ситуация обострилась до предела в тот вечер, когда я имела неосторожность выйти поговорить с приятелем, оставив Мэрри на попечение Дерека. Щенку так и не удалось завоевать сердце моего супруга, а то, что ушки у него начинали становиться торчком, как у восточноевропейской овчарки, вряд ли способствовало их сближению. В тот вечер кто-то тайком от меня его чем-то обкормил, да так, что ему сделалось дурно., Вернувшись в кухню примерно час спустя, я застала Дерека сидящим в кресле; положив ноги на скамеечку, он смотрел футбол.
— Значит, так, — обвинительным тоном сказал Дерек. — Мало того, что эта собака в комнате воздух портит, так еще перепачкала всю кухню! Теперь ты довольна? Я не могу выйти — ногу поставить негде! Ее уже полчаса рвет!
В противоположном углу сидел Мэрри с подавленным видом — уши повисли, плечи опущены, с губ свисает слюна.
Более скорбное зрелище трудно себе вообразить. Чтобы ситуация, когда Дерек оказался затворником в собственной кухне повторилась вновь, я вырезала из желтого картона большую круглую табличку и написала на каждой стороне:
ПРОСЬБА НЕ КОРМИТЬ! МНЕ ЭТО ВРЕДНО
каковую и повесила на шею псу. Я, конечно, не исключаю, что и в дальнейшем маршруты его прогулок проходили мимо чужих пикников, но теперь он неизменно возвращался с пустым желудком и ел только свои диетические бисквиты.
Вскоре у Мэрри появилась густая черная с желто-коричневым лоснящаяся шубка, от страшной болезни не осталось и следа. По мере того как он рос, щенячий голос превратился и глубокий гортанный лай, и можно было наблюдать, как Мэрри садится где-нибудь во дворе, ласт — а затем оглядывается: откуда доносится звук?
Когда мы снова отвезли его к ветеринару — на сей раз на прививку, — все ветмедсестры изумились, как он здорово вырос. Я торжественно поместила его на стол перед Стюартом, который достал из картотеки его историю болезни:
— Кличка?
— Мэрри, — с улыбкой сказала я.
— Да, да, — ответил он, — Я слышал, что вы назвали его в мою честь. А что, — сказал Стюарт, оглядывая собаку. — Такой шикарный стал пес, что и в мою честь назвать не стыдно!
Записывая данные в историю болезни, Стюарт дошел до графы «порода».
— «Помесь немец…» — начал было он и вдруг осекся, — Значит, так, специально для Дерека напишем: помесь колли с йоркширским терьером!
К весне, когда вот-вот должны были начать ягниться овцы, Мэрри исполнилось семь месяцев — по собачьим меркам тинейджер. Хотя размером он стал почти с лошадь, у него по-прежнему резались зубы, и неудивительно, что ножки всех столов и стульев были весьма основательно изгрызены. Но при всем том он был очень деликатным псом, не способным обидеть и мухи. Он был просто очарован, когда мы стали приносить на кухню новорожденных ягнят. Среди них был и Чарли — милый такой, черный с белым. Да нет, с ним не случилось ничего особенного, просто мать родила тройняшек, Молока на всех не хватало. Всякий раз, когда мы кормили Чарли из бутылочки, Мэрри весело играл с ним, и они быстро сдружились.
