К несчастью для шимпанзе, человек, эволюционировавший параллельно со своими человекообразными родственниками, приобрел в процессе развития необыкновенное стремление к знаниям и способность изменять природу вещей. Человек вырубает леса, чтобы строить дома и выращивать пищевые культуры, и тем самым уничтожает естественную среду обитания шимпанзе. Человек отлавливает детенышей обезьян и отправляет в заморские страны, чтобы изучать их, глазеть на них, а иногда и заботиться о них — но лишь в условиях, привычных для человека. Приобретя власть над рыбами морскими, птицами небесными и тварями земными, человек может делать с ними все, что ему вздумается. Такова, по крайней мере в большинстве случаев, его позиция.
К счастью, существуют люди более разумные, менее самодовольные, способные понять истинные ценности. Несколько лет назад я получила письмо от некоего мистера Брюера из Гамбии. Он сообщил мне интересные сведения об осиротевших шимпанзе, за которыми ухаживала (и наблюдала) его дочь в природном резервате Абуко. Так я впервые услышала о Стелле. Мы стали с ней переписываться, и скоро мне уже казалось, будто я давно знаю Уильяма, Тину, Пуха и всех остальных. Я была поражена той самоотверженностью, с какой Стелла отдавалась делу охраны природы, а также ее способностью к точным наблюдениям. Спустя еще какое-то время мы встретились в Лондоне.
Стелла поставила своей целью вернуть в тропические леса Сенегала тех шимпанзе, которые долгие годы провели в неволе и даже родились там. Это был очень смелый замысел: нужно было не просто выпустить обезьян в подходящем месте, но помочь им приспособиться к жизни в новых условиях, научить распознавать опасность и правильно реагировать на нее, показать, какую пищу они могут есть и где ее найти, как раскалывать орехи, выуживать муравьев, сооружать гнезда. Стелле предстояло научить своих питомцев искусству выжить и уцелеть. Но прежде ей следовало увидеть, как шимпанзе живут в природе. И я пригласила ее в Гомбе. Во время своего визита Стелла смогла внимательно присмотреться к поведению диких шимпанзе и понять, какой образ жизни должны вести ее обезьяны, когда наступит момент их освобождения.
С тех самых пор я с восхищением и живым интересом слежу за всем, что делает Стелла Брюер для осиротевших животных. Если кто и отличается терпением, мужеством и склонностью к экспериментальной работе, то это, безусловно, она. Она уже добилась гораздо большего, чем можно было предположить. Ее наблюдения расширяют знания о самых близких наших родственниках из мира животных, помогают понять, как шимпанзе приспосабливаются к новым условиям, новой пище, новым опасностям, новым понятиям.
Наблюдая за вольной жизнью шимпанзе в Гомбе, я часто думаю о тех несчастных узниках, которые в угоду человеку томятся за решеткой зоопарков или выполняют всевозможные трюки на арене цирка, и так изо дня в день, из года в год, без всякой надежды на освобождение. Если Стелла достигнет своей цели, для некоторых из них появится возможность вернуться в джунгли, где они должны находиться по праву рождения.
Джейн Гудолл
Я взглянула и стала наблюдать, как он ест. Он был спокоен и весь поглощен едой. Вот он протянул свою длинную руку, ухватил гроздь фиолетовых ягод мандико и поднес ко рту. Его подвижные губы аккуратно срывали ягоду за ягодой, пока он не набил ими рот. Тогда он прислонился к стволу дерева, что росло позади него, и, устроившись поудобнее, стал наслаждаться трапезой. Умные карие глаза лениво следили, как отпущенная ветка пружинисто вернулась на свое место, как несколько ягод, оторвавшись от грозди, упало на сухие листья.
Он поднял руку и запустил пятерню в густую шерсть на плече. Послышался звук удовлетворенного почесывания. Потом он повернул голову, и на лице появилось выражение глубокой сосредоточенности. Вот он заметил во взъерошенных волосах чешуйку сухой кожи. Нагнув голову и вытянув нижнюю губу, он аккуратно высвободил кусочек кожи. Держа его на кончике все еще вытянутой губы, он несколько секунд пристально смотрел на него. Потом плотно сомкнул губы, как будто хотел на ощупь убедиться в том, что увидел. Снова выдвинул вперед нижнюю губу, еще раз внимательно осмотрел кусочек кожи и, окончательно удовлетворившись, отправил его в рот, к массе пережеванных ягод. Поиски других чужеродных предметов в шерсти продолжались. Его пальцы неутомимо и тщательно перебирали пучочки волос, однако ничего, что могло бы вызвать подозрение, больше не нашлось. Он вновь расслабился и принялся сосать пропитанный слюной комок ягод.
Вдруг он вскочил. Проникающее сквозь листву утреннее солнце отражалось на темной глянцевитой шерсти, высвечивая ее отдельными пятнами, отливающими голубоватым металлическим блеском. Топая ногами и стуча руками по веткам, явно в прекрасном настроении, он бросился к своим товарищам, игравшим на площадке посреди деревьев.
Глядя на Уильяма, я не могла подавить в себе чувства гордости. С тех пор как мы впервые встретились, прошло много времени и он неузнаваемо изменился. Сейчас ему почти семь лет. Он силен, здоров и, я уверена, счастлив. А ведь было время, когда мы сомневались, выживет ли он. Крошечным младенцем его выхватили из жизни, для которой он родился, лишили теплого живота, к которому можно прижаться, материнской груди, кормящей и успокаивающей, толстых мягких пальцев, щекотавших и обыскивавших, длинных рук, которые могли защитить и утешить, — иначе говоря, всего того, чем является мать для маленького шимпанзе.
Я прекрасно помню день, когда Уильям появился у нас, и человека с грязным ящиком у ног, который ждал возле конторы. Судя по ритуальным шрамам на лице, он не был гамбийцем. Когда мы с отцом подошли к нему, он наклонился и начал развязывать грязные веревки и тряпки, которыми был обмотан ящик. Едва он приоткрыл крышку, мы ощутили тошнотворный запах, как бы предупреждавший, что нам предстоит увидеть. Грубые руки вытащили на свет негнущееся тельце шимпанзенка и положили его на цементный пол. Так и лежал он, совершенно неподвижно, скорчившись, прижав к телу костлявые ручки и ножки. На его крошечном бледном личике застыла гримаса ужаса, грудь часто вздымалась, и из нее вырывались хриплые сдавленные звуки. Редкие темные волосы, покрывающие истощенное тело, были спутаны и перепачканы нечистотами и гноем, сочившимся из многочисленных ран. Живот был болезненно вздут.
Свое трехнедельное путешествие из Гвинеи, где его поймали, Уильям проделал в ящике размером 30 на 37 сантиметров. Большую часть пути ящик стоял на крыше автобусов, трясущихся на ухабах африканских дорог. Жара и тряска сами по себе были достаточной пыткой, но к ним присоединялись еще густые клубы удушающей пыли, которые окутывают любую движущуюся по проселочной дороге машину. Там, на крыше автобуса, Уильям оказывался в эпицентре пылевого облака. Каким же бесконечным кошмаром казалось это путешествие испуганному детенышу шимпанзе! Было поистине чудом, что он выжил.
