Леонид Семаго - Зеленая книга леса

Первой начинает осина листопад, даря раннеосеннему лесу крепкий пряный аромат опавшего листа. Плотно ложится на землю жесткий осиновый опад желтого цвета. Не шуршит он под ногами, не переметает его ветер через просеки. Будто золотыми пластинками мостит осина лесную дорогу. Не коробятся осиновые листья, не скручиваются, но чернеют быстро. Последние деревья осины сбрасывают листья одновременно с березой и дубом.

Едва отшелестит листопад, еще не успеют поблекнуть на земле краски лесного карнавала, как что-то необъяснимое происходит с осиной. Но не с каждым деревом, а только с теми, которые по весне дают пыльцу. Коричнево-блестящие чешуи толстобоких цветочных почек лопаются, распираемые изнутри, и показываются из них серебристые тушки будущих сережек. Подрастут немного, распушатся и станут мышасто-серыми, будто запыленными. Кажется, что, окоченев, прицепились к кончикам осиновых веток тысячи серых пушистых шмелей, укутав коричневыми крыльями лапки и головы. Никакая стужа им не страшна, не разбудят их обманчивые зимние оттепели. Но зато апрельское солнце не только оживит каждого, но и быстренько превратит его в толстую, длинную и мохнатую, как гусеница, сережку. Под серым пушком розовым цветом проглянут пыльники, туго набитые пыльцой. Часть пыльцы пчела соберет, остальную разнесет ветер. Как и у всех тополей, цветение осины может окончиться за два-три часа.

Первая густая весенняя тень ложится под пылящей осиной еще до того, как зеленой дымкой подернутся березняки. Но через несколько дней снова светло и солнечно в осинниках: ненужные больше деревьям, опали пустые сережки, безжизненно повиснув на лещине и молоденьких кленах, устлав прошлогодние почерневшие листья мягким ковром. На нем хорошо заметны первые грибы осины. Не сморчок это и не сморчковая шапочка, а подосиновик — один из самых красивых крепких лесных грибов. Красноголовый, стройный, на белой, с темными заусеницами, но без червоточинки ножке, он хранит красоту только рядом с родным деревом. Как его осторожно ни возьми, как аккуратно ни положи в корзину, на его теле появится темное, быстро чернеющее пятно. Белый гриб под дубом растет, березой, сосной, а подосиновик больше ни под каким деревом.

Жук, который объедает осиновые листья в начале лета, — один из самых красивых лесных жуков. Главный цвет его красный, будто дарит его листоеду дерево из своих тайных запасов за то, что ни он, ни его личинки никогда не нападают на осину в таком числе, как другие насекомые.

Когда по лесным урочищам, зацветая, начинает пылить береза, в старых осинниках свершается нечто удивительное. В тихий час заката, когда стволы деревьев освещены сбоку и тени от них становятся одного с ними роста, появляются около них странные дымки. В скользящем свете видно, как сизоватые, негустые струйки, едва колеблясь или извиваясь, медленно-медленно стекают к подножью деревьев, к земле. Если это дым, то почему не поднимаются, а опускаются его струи? И гарью не пахнет.

Крона у таких осин маленькая, поднята высоко, и чуть ли не на каждом стволе, где один-два, где десяток, крепко сидят большие и малые трутовики, похожие то на конские копыта, то на толстые бородавки. Оживают они вместе с осинами, а спустя месяц созревает их урожай. Нет числа мелким спорам, грибным зародышам. В пасмурную погоду и в тени их не видно, как не видно без солнца самую первую, самую тонкую осеннюю паутину. Легкое дуновение ветерка в один миг развевает это видение. Чуть тяжелее настоящего дыма эти споры и поэтому падают вниз.

Осина — кормилица лесного зверья. Ее в первую очередь рубят осенью бобры, готовя зимний запас. Осиновое корье гложут лоси и олени, сдирая его с молодых деревьев, с буреломных и с поваленных зимой бобрами, с осиновых дров. Лось ради коры грызет ветки в два сантиметра толщиной. Заяц, найдя осиновый обломок или прутик, ошкуривает его дочиста. И все это потому, что на зиму осина откладывает весенний запас больше в коре, чем в корнях. Горька она и с сильным аптечным запахом, но эта горчинка ничто против жгуче-едкой горечи кленовой коры. А по питательности она хорошему луговому сену если и уступает, то немного.

Урожай у осины велик ежегодно, и рассевает она его раньше всех, уже в мае. В солнечный день, в пору цветения ландышей, начинается в осинниках теплый снегопад — пухопад. Отрываясь от дерева, пушистые семена цепляются на лету друг за друга, соединяются в хлопья и засыпают молодые травы, прошлогодние листья, тропинки и просеки. Они ложатся на листья цветущих ландышей, скрывая их под собой, и только белые соцветия чуть возвышаются над невесомой пуховой вуалью. Маленькие вихри от шмелиных крыльев чуть колышут ее поверхность, а взлет дрозда или зяблика производит беззвучный взрыв.

Гибнет тот снег не от солнца, не от теплого ветра, а от первого дождя, вслед за которым на дорогах, на кабаньем рытве, у мышиных норок и лисьих нор, на остатках догнивающих пней мелким мхом прорастают миллиарды семян. Но деревом ни одно из них, может быть, не станет, потому что нередко после этого дождя приходит в незащищенный лес ранняя сушь, и бесследно исчезает низенький осиновый налет.

Птицам от осины выгоды немало. Дятлы считают ее лучшим деревом для строительства дупел. Есть деревья, в которых семьи дятлов гнездятся пять-шесть раз, каждый год вырубая новое дупло, которое потом достается поползню, мухоловке, скворцу, а иногда и кунице. С возрастом, когда трухлявый ствол начинает выкрашиваться кусками, там поселяется неясыть или устраивают гнездо злые шершни, и, наконец, шальной ветер, нагнав дрожь на живые деревья, без треска валит его наземь.

Не так давно удалось подсмотреть, как выклевывают из коротких сережек розовые пыльники свиристели-красавы на весеннем пролете, юрки и зяблики. Значит, пыльцой своей осина не только пчел подкармливает, но и ранних перелетных птиц.

инуло осеннее равноденствие. В солнечный полдень глаз не вмещает обилия света на лесных опушках. А в сумерках кажется, что, погаснув на небе, вечерняя заря задерживается на кронах деревьев. Но вдруг торжественность последних минут уходящего дня нарушает зычный звериный рев: будоража лесные чащи и речные плесы, трубит невидимый боец первый вечерний зов. С разных сторон ему отзываются двое. А где-то вдалеке откликаются другие. И вот уже едва вступившая в лес тишина разогнана десятками боевых голосов.

Когда слух привыкает к этому реву, можно различить и другие звуки: в коротких паузах вдали кто-то будто похохатывает с завыванием, словно подзадоривая соперников скорее начинать поединок. И чем-то похож тот диковатый голос на человеческий крик, то еле слышный, то совсем близкий. Жутковатые звуки ночной переклички не пугают привыкших к ней лесных обитателей: хрустят на берегу бобры, срезая кусты ивняка, снуют по свежему опаду мыши, охотятся над поляной последние козодои. Ревут по всему лесу и сражаются друг с другом благородные олени, свистят и хохочут серые черноглазые совы-неясыти.