травма была, несомненно, глубокой. Поднятая тревога вызвала в лагере панику, близкую к истерике. На борьбу с волком были двинуты американские и канадские воинские подразделения. Отряды людей, вооруженных винтовками и электрическими фонариками, с выражением непреклонности на лицах прочесывали окрестности; они были готовы отразить угрозу, которая за несколько часов успела разрастись до нескольких стай голодных волков.
Во время переполоха было убито и ранено одинна- дцать ездовых собак; пострадали также американский капрал и индеец из племени чиппевеев, которые поздно возвращались домой. Все они понесли урон не от волка, а от самих стражей порядка.
Двое суток дети и женщины не выходили из дому. Военный лагерь как бы вымер; ординарцы, которых посылали с поручениями, отправлялись хорошо вооруженные, на джипах или вовсе отказывались выходить из помещения.
Волка удалось обнаружить с небольшого военного самолета, который тоже принимал участие в облаве. В указанное место был послан эскадрон конной полиции. Но волк оказался… кокер-спаниелем, принадлежащим одному управляющему Компании Гудзонова залива.
Паника прекратилась только на третий день. Уже под вечер водитель шеститонного армейского грузовика, возвращающийся в лагерь из аэропорта, заметил впереди на дороге что-то мохнатое. Он нажал на тормоза, но слишком поздно: несчастный волк, который совсем ослабел и не мог даже ползти, был наконец раздавлен.
Интересны последствия. И поныне можно встретить жителей Черчилля (а также изрядное количество солдат, разбросанных по всему континенту), которые охотно, со всеми подробностями опишут вам нашествие волков на их город в 1946 году. Они поведают об ужасах, которые им пришлось лично пережить, об искусанных женщинах и детях, о собачьих упряжках, изорванных в клочья, и о целом городке, выдержавшем ужасную осаду. Для трагичной развязки не хватает только финальной сцены, в которой североамериканский аналог русской тройки несется по ледяным равнинам; путников неминуемо должна настичь лавина волков, и тогда полярная ночь огласится хрустом человеческих костей на волчьих зубах.
19
Нагишом перед волками
Несколько недель, проведенных в плавании по рекам равнины, показались нам сущим раем. Почти все время стояла чудесная погода; бескрайние просторы, полная свобода и дикая жизнь, которую мы вели, – все наполняло нас бодростью.
Попадая в новые места, на территорию, занятую какой-нибудь волчьей семьей, мы всякий раз останавливались лагерем и не ограничивали себя временем – вели самые подробные исследования, необходимые для достаточно близкого знакомства со всей группой волков. Несмотря на необъятность просторов и безлюдье, мы совершенно не чувствовали одиночества – рядом с нами всегда были карибу. Олени, сопровождаемые стаями серебристых чаек и ворон, оживляли суровый пейзаж.
Эта страна принадлежала оленям, волкам, птицам и мелким зверькам. Мы двое – всего лишь случайные, незваные и маловажные гости. Человек никогда не занимал здесь господствующего положения. Даже эскимосы, чьей территорией когда-то являлись Бесплодные земли, жили в согласии с природой. Теперь в центральной части тундры эскимосы почти исчезли. Горстка людей, едва насчитывающая сорок душ – к ним принадлежал и Утек, – вот все, что осталось от народа, некогда заселявшего внутреннюю часть страны. Ныне эта крохотная группка совсем затерялась в бескрайней суровой пустыне.
За все время человеческие существа встретились нам один- единственный раз. Как-то утром, в самом начале путешествия, мы огибали излучину реки. Вдруг Утек поднял весло и закричал.
Впереди, на береговой косе, показался приземистый чум из оленьих шкур. На зов Утека из него вывалились двое мужчин, женщина и трое мальчиков-подростков; все они подбежали к самой воде, нам навстречу.
Мы причалили, и Утек представил меня одной из семей своего племени. Всю вторую половину дня мы распивали чаи, сплетничали, смеялись и пели, а также съели гору вареной оленины. Когда мы ложились спать, Утек объяснил, что мужчины, мои новые знакомцы, разбили здесь лагерь в надежде подстеречь карибу, которые обычно переплывают реку в узком месте, километрах в восьми отсюда, ниже по течению. На одноместных гребных каяках, вооруженные только короткими острыми копьями, эскимосы надеялись добыть на переправе такое количество нагульных оленей, чтобы мяса хватило на всю зиму. Утеку страшно хотелось участвовать в охоте, и он начал уговаривать меня остаться на несколько дней, с тем чтобы помочь друзьям.
Я не возражал, и на следующее утро три эскимоса ушли, оставив меня наслаждаться великолепием августовского дня.
Сезон несносных комаров кончился. Жарко, ни ветерка. Я решил воспользоваться погодой – поплавать и позагорать, а то моя кожа стала до неприличия бледной. Отойдя на несколько сотен метров от эскимосского становища (ибо стыдливость – последний из пороков цивилизации, который человек отбрасывает в пустыне), я разделся и искупался, потом взобрался на ближнюю гряду, улегся и стал принимать солнечную ванну.
Подобно волкам, я время от времени поднимал голову и осматривался.
Около полудня я вдруг увидел волков – они пересекали гребень следующей гряды, к северу от меня. Всего три волка – один белый, два других почти черные, очень редкой сезонной окраски. Все трое – матерые звери; но один из черных поменьше ростом и изящнее других – вероятно, волчица.
Да, положение весьма пикантное… Моя одежда осталась на берегу довольно далеко отсюда, на мне были только резиновые туфли и бинокль. Если побежать за одеждой, то след волков будет безвозвратно потерян. А, подумал я, кому нужна одежда в такой день? Тем временем волки скрылись за гребнем, и, схватив бинокль, я бросился за ними вдогонку.
Местность вокруг представляла собой настоящий лабиринт из невысоких гряд, разделенных узкими, покрытыми травой низинами; на низинах, медленно продвигаясь на юг, паслись олени. Лучшей обстановки не придумать: с гребня мне будет удобно следить, как волки пересекают низины, одну за другой, а чуть скроются за очередной грядой, можно без опаски следовать за ними. И так до следующей гряды, пока я не окажусь достаточно высоко, чтобы спокойно наблюдать, как волки пересекают долину.
Вспотев от волнения и затраченных усилий, я одолел первую гряду и уже предвкушал драматическую сцену: вот сейчас волки внезапно нападут на ничего не подозревающих оленей там, внизу, и я увижу борьбу не на жизнь, а на смерть. Но то, что я увидел, привело меня в полнейшее замешательство: моему изумленному взору предстала поистине идиллическая картина. В долине паслись небольшими группами около полусотни оленей-быков. Волки шествовали мимо них с таким видом, словно
