Правда, мы все наловчились находить выход из критических положений, например, когда ворот сломался и дрессировочная площадка рухнула в воду или когда сигнальная аппаратура внезапно вышла из строя и в ожидании техника нужно было заполнить программу номерами, не требовавшими звуковых сигналов. Однако лучше всего это удавалось Ренди, и я была счастлива, что именно она вела программу в тот день, когда в Театр Океанической Науки пришла весна.
Хоку и Кико во время представлений часто нежничали, но обычно их удавалось отвлечь, включив сигнал на полную мощность, или хлопнув рыбешкой по воде, или еще как-нибудь. Однако в тот день ничто не помогало, и животные начали спариваться, описывая все новые и новые круги по бассейну брюхом к брюху. Половой акт выглядит у дельфинов очень целомудренно, но понять, что происходит, не составляло особого труда, а трибуны, как назло, были заполнены старшеклассницами и монахинями. Ренди продолжала сыпать всяческими интересными сведениями о дельфинах, но когда-нибудь и ее запасы должны были истощиться.
– В конце-то концов, – заключила она, – вы пришли сюда расширять свои познания в биологии, не так ли? – и под оглушительные аплодисменты повесила микрофон в знак того, что представление окончено.
К началу нашей второй зимы Дотти уехала, чтобы заняться научно-исследовательской работой на материке, а Крис перебрался в Калифорнию. Преемником Криса стал всегда весело улыбающийся мормонский проповедник Пет Куили, молодой силач и умница, полный ирландского обаяния и доброжелательности, который прежде занимался миссионерской деятельностью на острове Тасмания, а также был ковбоем и рабочим на нефтяных промыслах. Пет Куили и Ренди Льюис вели теперь Театр Океанической Науки вместе, и Пет быстро научился не только работать с животными, но и рассказывать о них.
На место Дотти к нам пришла Ингрид Кан, красивая шведка, жена корейца, профессора истории в Гавайском университете. У Ингрид был диплом Стокгольмского университета, где она изучала поведение животных, и она предложила свои услуги Океаническому институту в качестве научного сотрудника. У них для нее работы не было, зато у меня была, а Ингрид – человек благоразумный и не презрела дельфиньи представления только потому, что они не считаются «научными исследованиями». Мне кажется, она с самого начала понимала, что в суете будничной работы с животными о них можно узнать не меньше, если не больше, чем в результате «чисто научных экспериментов». Во всяком случае, фамилию Ингрид как автора или соавтора научных статей можно встретить куда чаще, чем фамилии дрессировщиков, взятых позднее исключительно для «научной» дрессировки.
Ингрид приступила к работе в качестве подчиненной Дэвида Элисиза, а когда три года спустя он ушел, она стала старшим дрессировщиком. А когда ушла я, она стала куратором вместо меня. Ингрид говорила неторопливо, обдумывая слова, стеснялась своего шведского акцента, и потому наотрез отказалась выступать с лекциями, зато инструкции Рона она усвоила без малейших затруднений и быстро стала прекрасной дрессировщицей и отличной сиделкой при больных и только что пойманных животных. Для легкомысленной компании бойкой молодежи в нашем отделе зрелая спокойная уверенность Ингрид была особенна ценна.
Кроме того, она умела хорошо учить, что имело немаловажное значение, поскольку при наших низких ставках мы могли нанимать только молодых и неопытных людей, а это приводило к большой текучести кадров. Одни не подходили для такой работы, другие не выдерживали долгих часов на открытом воздухе, третьи предпочитали зарабатывать больше, водя грузовики или танцуя хулу. Ребят забирали в армию, девчонки выскакивали замуж. Все время появлялись новички, которых нужно было обучать самым азам, и у Ингрид это получалось великолепно – она была много терпеливее и настойчивее меня.
Я высматривала таланты всюду, где могла. Керри Дженкинс я нашла в закусочной. Она с большой живостью и остроумием описывала за соседним столиком свои злоключения в поисках работы. Я заподозрила, что передо мной прирожденный лектор и рассказчик. Так оно и оказалось – сейчас, десять лет спустя, она все еще ведет представления.
Еще одним прирожденным импровизатором, оказалась Марли Бриз, иногда пасшая моих сыновей, когда они были маленькими. Диану Пью я увидела в манеже при конюшне, где жили мои пони. Она объезжала молоденькую кобылку смешанных кровей и работала с ней удивительно умело.
Когда эта высокая красавица брюнетка, наполовину англичанка, наполовину индианка племени чероки, вышла из манежа, я спросила, не может ли она объяснить, чего и как она добивается от кобылки. Почти все любители объезжают лошадей по догадке, «на глазок», и по меньшей мере половина их успехов объясняется чистой удачей. Но Диана точно представляла себе, что она делает. Хотя она и не сказала, что «приводит поведение под стимульный контроль», суть была та же. Я решила, что из нее выйдет прекрасный дрессировщик дельфинов – и вот уже шесть лет, как она занимает в Парке должность старшего дрессировщика.
В конюшне же я познакомилась и с Дженни Харрис, англичанкой, приехавшей на Гавайи просто так, наездницей и специалисткой по выездке лошадей олимпийского класса. Когда Институт обзавелся собственными бассейнами и животными, они были поручены заботам Дженни. Много лет мы совместно работали над всякими не очень-то определенными практическими проблемами, которые были слишком умозрительными, чтобы занимать ими время дрессировщиков, готовивших животных для представлений, например, пытались добиться, чтобы животное имитировало звуки, или прикидывали, подойдут ли методы выездки лошадей для приучения дельфина к сбруе. Как многие талантливые дрессировщики животных, с людьми Дженни бывала довольно колючей. Она ожидала от других той же требовательности к себе, какая была свойственна ей самой, и высказывала свое мнение с прямотой, которая не столь целеустремленным людям казалась зазнайством. Пожалуй, она приносила гораздо больше пользы, работая в одиночку, а не участвуя в представлениях, хотя в случае нужды всегда была готова подменить кого-нибудь. Именно вместе с Дженни я отработала великолепный двойной прыжок малых косаток.
Из моего дневника, четверг, 27 октября 1966 года
Грегори сказал сегодня про Дженни, что для этого (чтобы стать хорошим дрессировщиком) требуются только смелость, настойчивость и дисциплина. Косатка прыгает у нее через прут над водой – Олело в дрессировочном отделе. Ни один из 6 дрессировщиков за 6 месяцев не сумел добиться этого ни от той, ни от другой косатки. Я объяснила ей, что надо делать, и она добилась успеха всего за два дня. Главное, она точно улавливала момент, чтобы поднять прут. У меня сердце переполнилось гордостью, когда я увидела, как еще на первом сеансе косатка у нее стала прыгать на полметра выше. Она просто ее обожает! Олело – чудесное создание. «Все время думает», – заметила я. «Да, она по-настоящему соображает, это сразу видно», – сказала Дженни, когда Олело хитро на нас покосилась и снова прыгнула. Вот оно, настоящее искусство. Скиннер Скиннером, но если вы не разбираетесь, когда ваше животное думает изо всех сил, то у вас ничего не выйдет.
