Я пристально посмотрел на Шульца. Казалось, теперь он немного протрезвел. Он ерзал на стуле, ему было явно не по себе. Затем он повернулся к Марджори и, силясь улыбнуться, сказал:
— Ведь леопард все равно умрет, к чему поднимать вокруг него столько шуму?
Марджори, все это время внимательно слушавшая наш разговор, промолчала.
Тут меня взорвало.
— Идиот! Неужели вам непонятно, что леопард может целыми неделями жить с капканом на лапе? К тому же он теперь представляет еще большую опасность для людей, чем прежде, не говоря уже о той боли и мучениях, на которые вы его обрекли! Болван! Вы знаете, какая добыча для хищника самая легкая? Человек, мистер Шульц! Моя жена и дочери и вот эти африканцы каждый день ходят по зарослям, где бродит голодный, обезумевший от боли леопард, готовый убивать всех и вся, а вы еще имеете наглость спрашивать, к чему я поднимаю вокруг него столько шуму.
Предоставить попавшему в капкан или раненому животному умирать медленной, мучительной смертью и не сделать ни малейшей попытки избавить его от мучений — вещь совершенно непростительная. Этим поступком Шульц перечеркнул весь общепринятый этикет и неписаные законы гостеприимства, определяющие взаимоотношения товарищей по охоте в джунглях. Он нарушил закон спортивной чести, которой так дорожат и которую так ревниво оберегают настоящие охотники во всем мире. Ему не было и не могло быть прощения.
— Шульц, — сказал я, — собирайте вещи — и вон из моего лагеря. Слоновую кость оставите здесь. Даю вам десять минут. Мулапи, ты заночуешь у нас.
Десять минут спустя последний из носильщиков Шульца исчез в ночной тьме. Сквозь подлесок неровно мерцал свет фонаря, который нес ведущий носильщик. Мало-помалу голоса ушедших затихли в безмолвии ночи. Вокруг снова воцарился покой.
Марджори стояла рядом со мной. Я почувствовал, как ее пальцы переплелись с моими.
— Дорогой мой, — нежно сказала она, — тебе не кажется, что ты обошелся с ним слишком сурово, прогнав из лагеря среди ночи? Мне так жаль его. Он мог бы быть таким славным парнем, если б только захотел.
— Не спорю, Шульц мог бы быть славным парнем, — ответил я. — Но он слишком много себе позволяет. Быть может, это послужит ему хорошим уроком.
Я и не подозревал, насколько я был прав, потому что уже на рассвете Шульц снова появился в моем лагере с одним из своих носильщиков. Когда мы с Марджори подошли к нему, он как будто смутился, но, глядя мне прямо в глаза, сказал:
— Очень сожалею о ночном недоразумении. Я понял, что поступил неправильно. Мне бы хотелось загладить свою вину, возвратить бивни вождю Даботи и прикончить леопарда.
— Отлично, Шульц, — сказал я не без некоторого восхищения. — Это уже на что-то похоже. Рад, что вы приняли такое решение.
— М-мм… Между прочим… э-э… не согласились бы вы… э… помочь мне добить леопарда? — спросил он неуверенно.
— Ну что же, я согласен, — ответил я. — Я и так уже решил отправиться за ним этим утром. Для того я и задержал у себя Мулапи, чтобы он провел меня к месту, где вы поставили капканы.
— Колоссально, — облегченно вздохнул Шульц. — Вдвоем нам будет легче справиться с этим зверюгой.
Я сомневался, что от его присутствия будет какой-нибудь толк, но промолчал.
Мы рано позавтракали и, распорядившись отправить слоновую кость обратно в деревню, тронулись в путь. Мулапи шел впереди, я, Шульц и Пенга следовали за ним.
— Ради Бога, папочка, будь осторожнее! — крикнула Джун, когда мы покидали лагерь.
Эти слова долго звучали у меня в ушах и на лесной тропе, которой мы шли. «Ради Бога, папочка, будь осторожнее!» Мной овладело какое-то странно тревожное предчувствие. Не впервой отправлялся я добивать раненое животное, и все же не мог избавиться от навязчивого впечатления, которое произвели на меня слова дочери.
Рано или поздно в жизни каждого охотника наступает момент, когда он либо теряет самообладание, либо его рефлексы срабатывают не так быстро, как обычно, либо координация цели, зрения и спускового крючка становится на какую-то долю секунды более медленной, чем несколько лет назад, когда он был моложе. Происходило ли нечто подобное со мной сейчас? Предупреждал ли меня о подстерегающей впереди беде инстинкт, обостренный многими годами жизни среди опасностей? Не суждено ли этой вылазке стать моим последним сафари? Предчувствия не обманули меня: эта вылазка действительно едва не стала моим последним сафари. Я даже и не предполагал, насколько близко пройдет мимо меня смерть.
Тревожное чувство не покидало меня, и, направившись по следу леопарда от того места, где он попал в капкан, я решил быть предельно осторожным. Держась следа, оставленного капканом в высокой, по колено, траве, я внимательно осматривал землю и кустарник впереди и по сторонам.
Согласно моим указаниям, Мулапи и Пенга шли позади Шульца, который держался ярдах в пяти за мной и левее. Мы двигались медленно и минут через сорок пять достигли места, где леопард ложился отдыхать. Трава была примята, крови не было. Капкан прихватил леопарду левую заднюю лапу, поэтому нужно было соблюдать особую осторожность. Будь он пойман за переднюю лапу, он был бы в значительной мере связан в беге и при нападении, с капканом же на задней лапе он все еще сохранял способность быстро передвигаться и наносить смертельные удары когтистыми передними лапами. На мой взгляд, нет зверя злобнее, коварнее и опаснее, чем раненый леопард. Он под стать самому дьяволу.
Трава стала выше, кустарник гуще, идти по следу стало труднее. Мы то и дело сбивались с него и кружили на месте, пока кто-нибудь снова не находил его. Тогда я опять занимал место ведущего и продолжал медленно продвигаться вперед по еле заметному следу.
Внезапно я услышал позади испуганный вскрик и какое-то движение. Оглянувшись, я увидел, как Мулапи и Пенга метнулись от меня вправо. Затем они остановились и указали куда-то левее передо мной. Я стал как вкопанный, прислушиваясь и всматриваясь в кусты впереди. Потом ощутил на своей шее чье-то горячее дыхание, оглянулся и увидел бледное лицо Шульца, почти лежавшее на моем плече. Я поманил к себе Мулапи и Пенгу. Помедлив, они нерешительно подошли.
— В чем дело? — шепотом спросил я.
— Я слышал, как прозвенела цепь на капкане, бвана, — сказал Пенга приглушенным голосом.
— Ты тоже слышал, Мулапи?
— Нет, бвана, просто, когда Пенга побежал, побежал и я.
— Ты точно слышал звон цепи, Пенга?
— Да, бвана. Леопард там.
Он показал пальцем на то же место.
— Шульц, — сказал я, — не наступайте мне на пятки. Держитесь подальше и левее. Так вы вернее заметите его, когда он выскочит из укрытия, так будет лучше и для меня, если мне понадобится отступить назад.
