— Кто же это сказал, что на мне свет клином не сошелся? Наверное, ты? — возмутилась О-ха.
— Нет, не я. Но не скрою — я с этим согласен, особенно после того, что произошло сегодня. Ты послала Камио на схватку с Сейбром, а ни один лис, будь он хоть семи пядей во лбу, не способен победить это чудовище. И ты это знаешь не хуже, чем я.
Дрожь пробежала по телу О-ха. Неужели из всех лисиц на свете для Камио существует лишь она одна? Неужели она так глубоко запала ему в душу, что он… что он решился умереть за нее? Нет, это невозможно. Это не в природе лисьего племени.
Потом она вспомнила А-хо, погибшего ради ее спасения. А разве она не отдала бы жизнь, если бы это предотвратило смерть ее детенышей? Да, дело зашло слишком далеко. А-лон прав, она вела себя опрометчиво. А Камио, похоже, по-настоящему одурманен. Разумеется, не столько ее красотой и достоинствами, сколько желанием завести подругу. Он вбил себе в голову, что она самая подходящая для него пара. Оба были упрямы, и теперь, того и гляди, случится непоправимое.
— Мы должны остановить его, А-лон. Во что бы то ни стало.
— Поздно спохватилась. Он уже далеко. Нам его не догнать. Можешь радоваться, все вышло по-твоему. — С этими словами лис повернулся и направился к своей норе, оставив растерянную и потрясенную О-ха в одиночестве.
Да, она виновата, корила себя лисица, она нарочно унижала Камио, поддразнивала его, и вот к чему это привело. Но ей и в голову не приходило, что он воспринимает ее слова так серьезно. Оправдываться не к чему. А-лон верно сказал, она поступила низко. Подло. Жажда мести затуманила ей ум, и она послала на гибель лиса, который… Который ей, конечно, безразличен, но… Нет, хватит лгать самой себе. Он ей вовсе не безразличен. Совсем не безразличен. Она восхищается им. А как же иначе — он столько вынес и остался приветливым, уравновешенным, доброжелательным зверем. Спору нет, он малость неотесан и манеры у него не самые лучшие. И если он решил ее завоевать, не стоило рваться к своей цели напролом… Но это все ерунда. Особенно сейчас, когда он…
— Что же делать? — вслух воскликнула лисица.
И поняла, что выход только один. Поспешить в усадьбу и удержать Камио от безрассудной стычки, а если уже поздно — помочь ему, чего бы ей это ни стоило. Решившись, О-ха проворной рысцой двинулась в том направлении, в каком скрылся Камио.
Меж тем Камио был далеко от усадьбы. Он разыскивал отнюдь не грозного Сейбра, а старого философа А-конкона. Возможно, полагал Камио, лисий пророк, которому ведомы все тайны бытия, поможет ему постичь душу лисицы, столь желанной и недостижимой. И если выяснится, что ему не дано понять О-ха, он оставит все попытки завоевать ее расположение и будет проводить дни свои слоняясь по окрестностям и предаваться размышлениям о чем-нибудь более доступном его разумению, например о смысле жизни.
И почему только О-ха все время поднимает его на смех, сокрушался Камио. Неужели она серьезно думает, что лис, хотя бы даже и самый сильный, может сразиться с Сейбром? Одолеть такую собаку — для лиса все равно что для ежа прикончить волка. Исход подобной битвы предрешен. И все же О-ха явно подталкивает его к сумасбродной затее. Если бы знать зачем?
— Ты пришел ко мне с вопросом, на который я не в состоянии дать ответ, — важно изрек А-конкон, когда Камио наконец отыскал его и поделился с ним своими сомнениями. — Одному зверю, будь он даже так прозорлив, как я, никогда не постичь душу другого. Для того чтобы понять друг друга, лисы должны стать двойниками. У них должно совпадать все — и возраст, и жизненный опыт, и… В общем, перечислять можно долго. Но ты, верно, уже осознал: проникнуть в чужую душу невозможно, так же как переселиться в чужую шкуру. Мы все разные и по-разному ведем себя, по-разному встречаем повороты судьбы. Наверное, со стороны наши сходства представляются более важными, чем различия, но поверь — то, что нас разделяет, очевидно, как солнце, и неодолимо, как пропасть. Мы можем пытаться понять друг друга, но попытки эти обречены.
— Как безнадежно ты смотришь на отношение между лисами, — проронил подавленный Камио.
— Правда часто бывает безрадостна. Мой тебе совет — прими обет безбрачия. Лично я всю жизнь храню ему верность. Запомни, совокупление — радость для тела, но скверна для души.
— Если бы все рассуждали подобным образом, род лисиный давно прекратился бы.
— А ты полагаешь, плодиться и размножаться — священная обязанность каждой лисы? Уверяю тебя, мир будет стоять, даже если род лисий исчезнет бесследно. И без лис по утрам будет вставать солнце, и без лис реки не пересохнут, а дождь будет по-прежнему орошать землю.
С этим Камио не мог согласиться, но счел за благо не вступать с пророком в спор.
— По моему мнению, самые чистые, самые благородные существа на свете — змеи, — прервал молчание А-конкон. — Гадюки ближе к земле, чем все остальные живые твари.
— А черви? — не утерпел Камио.
А-конкон снисходительно взглянул на него:
— Кто же принимает всерьез червей? Их и животными-то не назовешь.
— Ну а кроты? — не унимался Камио.
— Кроты! — Лис-философ в сердцах даже сплюнул. — К великому бесчестью своего племени, они роются в садах и огородах, в земле, оскверненной людьми. Да и черви тоже, — добавил он. Как видно, эта мысль только что пришла ему в голову. — То ли дело змеи. Они горды и независимы. И потому внушают людям ненависть и страх.
— К тому же у них есть ядовитые зубы и от их укусов умирают, — вставил Камио.
А-конкон вновь смерил его долгим взглядом:
— Да, их укус смертелен. Но змеиный яд лишь защита против той отравы, которой люди пропитали мир. Духи змей скрываются под землей, под водой озер, морей и рек. Змеи сохранили чистоту, отвергнув все попытки людей приручить их, заставить служить себе, подобно собакам и кошкам. Их обитель — это средоточие высокого разума. Духи змей искупают там зло, совершенное здесь, на поверхности земли. Знаешь, почему у змей раздвоенный язык? Это все происки людей: они посадили острую траву в тех местах, где змеи издавна лизали росу. С тех пор змеи держатся от людей в стороне, храня свой дух незапятнанным. Заметь, облик всех зверей на земле изменяется с течением лет, лишь змеи остаются прежними. Они унаследуют землю и будут ее властелинами, ибо лишь им удалось уберечься от смрада, распространяемого людьми, чьи машины отравляют воздух и воду, чей омерзительный лай режет уши всех, кто к ним приближается…
— Я знал одного неплохого человека, — задумчиво произнес Камио. — Он, то есть она, это была самка… Так вот, она работала в зоопарке… и она ни разу меня не ударила… И лаяла она так мягко, приятно… знаешь, ее голос вовсе не резал уши. Мне случалось на нее огрызнуться, но она никогда меня не наказывала.
