Отшатнулся охотник, запутался ногами в валежнике и упал. А когда вскочил, только белые штаны заячьи мелькали вдали.
Опять увидели зайца синицы, запищали:
— Заяц в штанах, заяц в штанах!
Сороки увидели, затрещали:
— Заяц в штанах, заяц в штанах!
И охотник кричит:
— Заяц в штанах!
Вот штаны — ни спрятать, ни переменить, ни сбросить! Хоть бы уж снег скорей — беспокойству конец.
СИНИЧИЙ ЗАПАС
Собирать в запас — значит себя спасать. Каждый спасает себя на свой лад. Суслик зерно с полей ворует и прячет в свою нору. Даже особые кладовые роет для ворованного зерна. Водяная крыса забивает отнорки картошкой. До пуда, бывает, натаскает. Сыч на зиму замораживает в дупле, как в холодильнике, мышей и птичек. У одного такого запасливого сыча нашли однажды целых два килограмма лесных мышей! А один горностай сложил в норе пять водяных крыс, семь полёвок, синичку, гадюку, ящерицу, тритона, лягушку и плавунца!
Всё это — на чёрный день.
Запасают как могут, где могут. Все по-разному, но все для себя: в своей кладовой, в своём дупле, в своей норе.
И только одни весёлые синички-хохлатки собирают запасы совсем не так. Хоть они и весёлые, но и у них бывают чёрные дни. И потому запасают они неустанно. Жучок, паучок, муха — годится. Семечко, зёрнышко, ягодка — подойдёт. Нет у них собственных кладовых: ни норок, ни дупел. Была бы удобная трещинка в коре, особенно под сучком, куда не пробьётся ни дождь, ни ветер.
В лесу деревьев — не сосчитать. И на каждом найдётся укромная трещинка. С дерева на дерево, с сучка на сучок, от трещинки к трещинке. Куда жука, куда зёрнышко; осенью еды много. А зимой и сушёному комару будешь рад.
Сотни деревьев, тысячи кладовых. Но разве все их запомнишь?
А их и не надо запоминать: кладовые-то эти для всех! Не всё ли равно, чей запас ты найдёшь: свой или чужой?
Ты чей-то склевал, и твой кто-то забрал. Ты для всех, и все для тебя.
Чёрный день всем страшен: всем надо иметь запас. А собирать его можно по-разному. Можно как крыса — только, себе. Или как синичка-хохлатка — для всех.
СКВОРЦЫ ПРИЛЕТЕЛИСкворцы прилетели!
Это такое же радостное известие, как «прилетели грачи», «прилетели жаворонки». Радостное потому, что вместе с грачами, скворцами и жаворонками летит к нам весна — лучшая пора года. Весна, за весной лето — радости-то сколько!
Скворцы прилетели!
Но сейчас не весна, сейчас осень, — где же можно услышать такие слова?
Можно услышать: мне довелось. Но сказаны они были не радостным, а печальным-печальным голосом.
— Скворцы прилетели, — сказал человек тихо и задумчиво. — Значит, впереди осень, слякоть и холод. Значит, ветры, дожди и туманы. Значит, прощай, красное лето, здравствуй, зима!
Да, не весна, а зима!
Потому что скворцы, те самые скворцы, что когда-то принесли к нам с юга весну, сейчас несут от нас на юг осень. В рощах, скверах и парках на берегу Чёрного моря появляются они осенью густыми стаями; все сразу обращают на них внимание.
Скворцы прилетели… Нет, не радостное это там событие!
Ведь за скворцами надвигается зима.
Так по-разному могут звучать одни и те же слова!
Видно, не в словах дело, а в том, что за ними таится.
ЛЕСНЫЕ ШОРОХИСорока и Крот.
— Хорошо, Крот, тебе под землёй! А у нас семь бед на день: то снег, то ветер, то заморозок.
— Это кому ж хорошо — мне, что ли?
— Тебе, убогий! Под землёй — как под крышей.
— Это кто же под крышей — я, что ли?
— Ты, ты, а кто же! Тебе хорошо, ты под крышей!
— Так полезай ко мне, и тебе хорошо будет!
— Я? Под землю? Нет уж лучше в лесу: семь бед — один ответ!
Сойка и Дятел.
— Чжээ — чжээ! Кгха!
— Что с тобой, Сойка, жёлудем, что ли, подавилась? Чего хрипишь на весь лес?
— Обманули меня, Дятел, люди. Вот и верь им после этого! Яйца, говорят, полезно сырые пить, то да сё… Я целое лето птичьи гнёзда грабила, всё лето сырые яйца пила, а что толку? Как был голос противный, хрипучий, так и остался! Гха! Чжээ!
Лисица и Еж.
— Всем ты, Ёж, хорош и пригож, да вот колючки тебе не к лицу!
— А что, Лиса, я с колючками некрасивый, что ли?
— Да не то чтоб некрасивый…
— Может, я с колючками неуклюжий?
— Да не то чтоб неуклюжий!
— Ну так какой же я такой с колючками-то?!
— Да какой-то ты с ними, брат, несъедобный…
Грачонок и Жук.
— Ну, Жук, прощайся с белым светом — сейчас я тебя съем! Скажи на прощанье, как хоть зовут-то тебя, бедолагу?
— Зовут меня, Грачонок, Жук-могильщик!
— Фу, гадость какая! От одного названия подавиться можно. А ну проваливай с глаз долой, не омрачай своей фамилией ясный день и моё весёлое настроение!
Лиса и Мышь.
— Мышка-трусишка, ты треска боишься?
— Ни крошечки не боюсь!
— А громкого топота?
— Ни капельки не боюсь!
— А страшного рёва?
— Нисколечко не боюсь!
— А чего ж ты тогда боишься?
— Да тихого шороха…
Заяц и Медведь.
— Белка на зиму грибы запасает, Бурундук — орехи. А ты, Медведь, всё без дела шатаешься. Вот засыплет снег землю, что лопать-то станешь?
— Ты, косой, за меня не волнуйся. Я, брат, самоед. Я зимой сам себя ем. Ha-ко, пощупай, сколько сала под шкурой я припас — на всю зиму хватит. Я не зря по лесу шатаюсь, я сало коплю. Чего и тебе, косой, советую.
— Э-э, Медведь, какое там сало… Нам, зайцам, в лесу не до жиру, быть бы хоть живу!
Всё куда-то скрылось и подевалось. Звуки приглушены, запахи заморожены. Время тянется еле-еле. Где вы, зелёные листья? Где вы, густые травы? Где вы, пёстрые бабочки?
Льды закрыли озёра, снега укутали землю. Солнце всё ниже и ниже. А тени длинней и длинней. И день короче воробьиного носа.
Сумерки старого года…
И вдруг что-то случилось!
Солнце всё выше и выше, тени короче и короче. И день хоть на воробьиный скок, а прибавился.
Значит, солнце повернуло на лето. Пришёл рассвет нового года. Совершился солнцеворот!
И не страшно теперь, что всё куда-то скрылось и подевалось. Что звуки приглушены, запахи заморожены. Что вместо листьев одни только почки, вместо трав одни семена, а вместо бабочек — только куколки. Будет всё — было бы солнце. Теперь всему свой черёд — только срок дайте!
Путешествие продолжается.
Мы летим к солнцу!
