Мы с Фредом старались покончить с делами к чаю — это было для нас обоих самое торжественное время дня (прежде всего подайте нам кипяточку, а уж тогда мы способны работать, как черти) — и были чересчур заняты, чтобы созерцать окружающее. Построив свой дом, в то время как Андре с охотниками строили свой в полумиле от нас, на отмели, мы наконец почувствовали себя на свободе и уселись на кучки раковин, прихлебывая животворящий напиток. И тут мы вдруг осознали, что нас занесло в совершенно иной мир, который мы поначалу не разглядели; он решительно не похож ни на что когда-либо виденное нами.
В глубине грандиозных пещер Тринидада, среди стонущих сосен Гаити и вот теперь здесь, между холодными мангровыми зарослями и морем грязи, мы переносились в нереальный, нездешний, особенный мир — словно оказывались на чужой планете. Такие «неземные» ландшафты далеко не всегда суровы и наводят жуть; это могут быть пейзажи, полные совершенной, чистой и нежной прелести. И наша ракушечная коса у моря была одним из таких уголков.
Мы лежали в лучах вечернего солнца, обдуваемые ласковым ветерком, и нам не верилось, что где-то в мире есть люди кроме нас, а всего в семидесяти милях находится городок, пусть даже такой небольшой, как Парамарибо. Вместо угрюмого, безжизненного, заполоненного мангровой чащей грязного берега, обрамляющего столь неприглядное пространство залива, перед нами был далекий от мира рай. Как я могу называть раем место, целиком покрытое илом, грязью и мангровыми зарослями? Сейчас объясню, но сначала позвольте спросить вас: знаете ли вы птицу, которую называют алый ибис (Plegadis rubra)?
Постарайтесь представить себе это чудесное создание, а уж тогда я попытаюсь описать вам картину, увиденную в тот вечер на берегу Суринама: глинистые отмели, насколько хватал глаз, покрывали бесчисленные стаи алых ибисов. Это длинноногие болотные птицы с характерным для ибисов загнутым вниз клювом. Слово «алый» лишь приблизительно применимо по отношению к тому ослепительному, роскошному оперению, в которое они облачены. Общий цвет действительно красный, то есть не зеленый, не синий, не желтый, но в нем переливаются все оттенки нежно-розового, розовато-алого и ярко-пламенного цвета, какие только может вообразить художник.
В теплом вечернем освещении птицы, как живые драгоценности, плыли по густо-синему небу несметными стаями, опускаясь на илистый берег среди своих собратьев. Вместе с ними прилетели громадные стаи белоснежных малых цапель, прилежно махающих крыльями, с тонкими черными лапками, вытянутыми назад. Временами из устьев двух речушек стремительно, как туча стрел, вылетали бурые выпи или ярко-голубые цапли. Весь птичий народ толпился на отмелях, копаясь длинными тонкими клювами в грязи в поисках пищи. Вдобавок вокруг них непрерывно сновали, негромко и жалобно покрикивая, бесчисленные мелкие болотные кулички.
Когда солнце опустилось еще ниже, послышались скрипучие вопли, нахальные крики, перебранка, свист, мяуканье и прочий несусветный шум, который могут учинить только попугаи. Они летели вдоль берега десятками, сотнями, застилая небо, наполняя воздух диким ором, вытесняя стервятников и орлов-рыболовов в высоту вечернего неба. Почему попугаев считают такими славными, дружелюбными созданиями? Мне кажется, по двум причинам: во-первых, они никогда не стесняются заявлять о себе во всеуслышание, а во-вторых, всегда летают парами: муженек и женушка, так и летят, крыло к крылу.
После чая мы пошли прогуляться вдоль речушки, которая текла с другой стороны нашего ракушечного полуострова. Здесь закат превратил тихую воду в огненное зеркало, дробящееся осколками между ярко-зелеными купами мангровых крон. А над головой непрерывно пролетали сверкающие алые ибисы, белоснежные малые и голубые большие цапли.
Однако, несмотря на развернувшуюся перед нами изумительную красоту, которой можно любоваться без конца, мы все же обратили внимание на зрелище совсем другого рода. В воде речушки, поднимаясь со стороны моря, показалась армада крохотных подводных лодок. Рассекая поверхность воды, на самом острие треугольных маленьких бурунов к нам шустро скользили миниатюрные сдвоенные «перископы». Стоило пошевелиться, как весь флот поворачивал и обращался в бегство, затем снова начал торжественно приближаться. Когда он подплыл к нам почти вплотную, мы постарались хорошенько напугать незваных гостей. Все они в мгновение ока повернули и пустились наутек с такой скоростью, что не только «перископы», но и сами рыбки высунулись из воды, и вся стая понеслась, скользя по волнам, как доски для серфинга.
Эти удивительные существа — рыбы, обычные для тех мест; называются они Anableps tetrophthalmus, но более известны под названием четырехглазки. Они кишмя кишат на илистых отмелях после отлива, поднимаются вверх по рекам почти до границ приливной волны и совершенно уникальны среди животных, так как глаза у них разделены по горизонтали на две половины. Как вы знаете, для того чтобы ясно видеть в воде и в воздухе, нужны разные по строению зрительные аппараты и различная фокусировка. Это живое существо решило проблему потрясающим и невообразимым способом. Скользя у самой поверхности воды, рыбка высовывает наружу верхнюю половину глаз, следя за опасностью или добычей в воздухе, в то время как нижняя половина глаз выполняет ту же функцию в водной среде. Сами глаза выглядят очень забавно, потому что приходится заглядывать сверху на верхнюю половину, а снизу — на нижнюю, пока удается рассмотреть строение зрачков. Две половины глаза так необычно соединяются друг с другом, что ваши собственные глаза выходят из фокуса.
Четырехглазки появляются с приливом и возвращаются в море вместе с ним. По мере того как вода заливает борозды на илистом дне, маленькие владельцы двойных «перископов» стайками заполняют их, огибая гребни правильным строем, а потом плавают в луже, поджидая, пока вода перельется через гребень и наполнит следующую борозду. Если пробуешь их поймать, они удирают, скользя по поверхности воды, иногда с перепугу преодолевая таким же образом и широкие илистые отмели. Нам удавалось добыть их только одним способом: стреляя из воздушного ружья. Такой метод требует громадного терпения, да и без купания тут не обойтись; Альма и Фред занимались этой своеобразной охотой с удовольствием и приобрели большую сноровку.
Мир илистых отмелей на глазах преобразился: то был уже не мертвый ландшафт, а площадка для игр, где собралась компания самых диковинных живых существ. По ракушечным берегам сновали громадные черные уховертки, крупные черные с золотом осы-шершни, пауки ярко-красного цвета и великанские мокрицы, развивавшие неимоверные скорости. В воздухе было полно сверкающих металлически-зеленых стрекоз и мух точно такого же цвета. В укрытии мангровых дежурили у входа в свои илистые туннели ярко-красные крабы, уставясь на нас глазами-перископами на стебельках. В грязи сновали туда-сюда мелкие черные крабы, а по более сухим, ракушечным берегам ковыляли крабы другого вида, выставив вперед одну из толстых белых клешней. Наверху, в ветвях деревьев, гроздьями копошились тощие серые крабы с ярко-красными лапками и клешнями.
