Конечно, проснулся. Что же мне теперь сутки напролет спать?
А это кто? – Лариса! – А она-то что тут делает? И что они все здесь собрались?
– Как он, Павел? Мамкин голос.
– Все хорошо. Крови много потерял, а кости все целы. Заштопал я его, через неделю будет, как новенький.
Это он про кого? – А про меня – Порвал меня этот волкодав, ох – порвал. Ну, ничего, я ему тоже показал, где раки зимуют. Теперь будет знать, как себя вести в приличном обществе. А то тоже мне, – крутой. Молодец я, ох – молодец.
– Теперь ему спать нужно. Завтра можно покормить, а пока пусть спит.
Как же так? Я что голодным должен спать? Нет, так не годиться.
– Мамка, а мамка, – дай кусочек мяса – Очень кушать хочется – Нельзя тебе, мой зайчик. Полежи немного – Понять-то, поняла, но кормить не собирается.
Это все он, Павел.
– Не слушай ты его, он меня запросто голодом заморит. Ему-то что? – Принялся я ее уговаривать. Но все впустую. Погладила меня по чубу и была такова.
– Завтра нужно ему швы зеленкой помазать. Сделаете? Опять Павел. И что ему неймется?
– Конечно.
– А то я один раз бультерьера зашивал, три часа у стола простоял, с того света, можно сказать, пса вытащил. А когда хозяйке сказал, что раны нужно зеленкой мазать, она от него отказалась.
– Как же так? – И что? – Пришлось усыпить – Буль собака серьезная, такую без хозяина не оставишь. Вот так – Ужас какой – Усыпить? – Что это такое? – Мне тоже спать велят, а я не хочу. И тут меня как стукнет – Дези – Что с Дези? – Вдруг волкодав вернулся?! – Вдруг задрал?
– Позовите Дези! Слышите, позовите! – Дези! Дези!!! Принялся я орать.
– Что, Ричи? Что? Слава богу! Жива и здорова моя девочка. Услышала, прибежала. Напугал ее этот пес противный, ох напугал. Нужно ее успокоить.
– Как ты? Спрашиваю.
А она стоит, слезы глотает, а сказать ничего не может. Переживает, бедная.
– Не волнуйся, – говорю, – Все будет хорошо. А этому злыдню я показал, где раки зимуют.
Будет знать, как к красивым женщинам приставать.
– Ох, Ричи, как же ты меня напугал. Я думала, умер – Чуть лапы на себя не наложила, хорошо Цезарь помешал. Сказал, что ты еще жив. Как ты себя чувствуешь? Сильно болит?
– Порядок, завтра очухаюсь, гулять пойдем. И так мне хорошо стало от ее глаз, ее слез и любви. Давно я себя так здорово не чувствовал, словно родился заново.
Ни завтра, ни послезавтра не получилось. Только через неделю я вновь почувствовал себя псом. А то хуже ребенка. И кормили из рук, и все остальное – Фу, – даже вспомнить противно.
Наконец-то вышел на улицу, огляделся, а Джек тут, как тут. Увидел меня и сразу деру дал.
– Стой! Говорю.
Он с перепугу всеми четырьмя лапами затормозил.
– Извини, Ричард, – говорит, – Больше я к Дези не подойду.
– Только попробуй, подойди. Я тебе такое устрою, что небо с овчинку покажется. Рыкнул я на него, но, похоже, перестарался.
Рванул он, быстрее ветра рванул. Куда мне до него. Так бегать я теперь не скоро смогу, но несколько шагов сделал, чтобы его до костей пробрало.
– Ричард, стой! Нельзя тебя пока бегать.
– Не волнуйся, Мусик. Что я, не понимаю? Но шугануть этого пройдоху должен был, чтобы в другой раз не повадно было клинья к Дези подбивать.
Вот так, разобрался я с трусом слюнявым. Пусть теперь знает, как себя настоящие псы ведут.
Пошли мы потом на канал. Зря, наверное. Гуляющие меня там толпой окружили, и давай выспрашивать, как я Бугая завалил. Кличка, оказывается, у него такая. Подходит она ему, точно подходит. Минут десять расписывал, объяснял, аж устал.
Мамка рядом стояла, слушала и улыбалась. Вот вредина. Знала бы, как было страшно в сумасшедшие глаза Бугая смотреть и крутого из себя строить, не смеялась бы. Ведь так хотелось спастись, убежать. Только на чудо и надеялся. До сих пор не пойму, как я с ним совладал. Ну да ладно, что вспоминать? Что было, то быльем поросло.
Псы на меня с таким уважением смотрели, так слушали, что аж пасть раззявили. Вот Марселю туда оса и залетела. Визжал, бедный, как щенок. И смех, и грех.
Через пару дней Цезаря встретил. Увидел он меня, подошел и вежливо так поздоровался.
– Здравствуй. Как самочувствие?
– Привет, – говорю. – Все хорошо. Что ты такой серьезный?
– А каким же мне еще быть? Как-никак с героем разговариваю.
С чего он взял? Какой я герой?
– Хватит смеяться, – обиженно говорю.
– Что ты, – не смеюсь я вовсе. Я горжусь, что мы родственники. И так он это сказал, что я ему сразу поверил.
Лизнул его в нос и говорю: – Спасибо. Ты меня спас. Если бы не ты, кровью истек бы.
– Ты сам себя спас, и себя, и Дези. Я только хозяйку твою привел. Вот и все.
– Не скромничай, ты молодец, вовремя успел. Плохо бы мне пришлось. И тут я вспомнил про того, с кем дрался. Как он там? Меня-то вылечили, а ему-то точно никто не помог.
– А про Бугая что-нибудь слышно? Как бы промежду прочим, поинтересовался я.
– Бугай в далекие края подался, Гектор рассказывал. У нас над ним все смеяться начали. Он из себя такого задиру строил, чуть, что не по нему, сразу в драку лез. Не любили его у нас, вот и начали задирать. Он пару раз подрался, а потом разозлился и ушел. Сказал, что больше никогда не вернется. Вот так – Теперь, Ричард, ты у нас легенда. Все тебя уважают, а многие и боятся.
– Да, ладно тебе, – говорю. Какая легенда?
А он на меня смотрит и лукаво так улыбается.
– Ты главное не загордись. Через это многие пройти не смогли. Слабаки всегда думают, что им черт не брат. И всегда плохо кончают. А ты будь разумным псом. Уважай себя и других.
Прав Цезарь, ох, прав. Что я, не понимаю?
Но ведь молодец я? Правда же, молодец? Такого пса завалил.
Поставил я хвост кренделем, попрощался с ним и пошел себе. Приятно, черт побери.
В общем жизнь изменилась к лучшему. Даже овчарки теперь на меня не порыкивают. А уж про Дези и говорить не приходится. Тихая стала, домашняя. Ни на одного пса глаз поднять не смеет. Характер у нее, правда, не сахар, чуть, что не так, сразу кричит, скандалит. А уж если я на женщину посмотрел или, не дай бог, остановился – поздороваться, – все, хана. Лучше домой не приходи. При чужих-то она тихая, а когда мы одни, такие рулады вводит, хоть Бугая беги искать. С ним и то легче было.
Ну, да ладно, – это я так. На самом деле все здорово.
Я люблю, и я любим. Жив, здоров и молод.
Слава в жизни молодым, сильным и здоровым.
Посмотрите на меня. Правда же, красавец?
Не согласны? Это зря, скоро я поправлюсь.
Выйду утром на канал, гляну на дорогу.
Хорошо-то как вокруг, все мне тут знакомо.
И трава, что здесь растет и веселый кустик,
Он меня, конечно, ждет и грустит по утру.
Птицы весело поют, носятся вдогонку,
Вижу их и им кричу: – Здравствуйте, девчонки!
Я пришел увидеть вас, поболтать немного.
Как вы тут? Все хорошо? Или есть заботы?
А они свистят в ответ, радуются точно.
Почему? Да просто так. Только вот нарочно
Говорят все на своем, птичьем, непонятном,
Да уж ладно, что уж там – Мне и так все ясно.
Жизнь дана нам, как награда, раз и навсегда.
Полной жизнью жить нам надо с ночи до утра.
И встречать восхода лучик с радостью в глазах.
И не ведать в сердце страха, гнева на устах.
Небо видеть, солнце видеть и хватать за край.
Что боитесь? Зря ребята, это ж правда кайф.
Тронуть ветер, взять росинку, что упала вдруг,
Улыбнуться и воскликнуть: Я же, правда, тут!
Я живу, и я надеюсь: вечно буду жить,
Не бывает ведь иначе, не зачем грустить.
Я хочу в победу верить, верить в сказку, в сон,
Знать, что завтра день наступит. Ведь наступит он?
Кто не верит? Ну, признайтесь, расскажите мне…
Если нет на свете сказки, сказка есть во мне.
Если верить в чудо, в небо, в бога, в красоту,
Он поможет нам немного – Что с того ему?
Жизнь мечта! Она награда, дар на все века,
Эй! Давайте петь, ребята, с ночи до утра!
Славить чудо, и с надеждой каждый божий день
Видеть небо, видеть солнце и любить людей!
Вот так-то. Не смейтесь, это я напоследок учудил. Просто, пережив такое, трудно сохранить трезвую голову. Вот мне и хочется целыми днями не бегать, а летать, не гавкать, а петь – Хорошо хоть у Дези с головой все в порядке. Рыкнет она на меня, и я сразу становлюсь серьезнее.
