занимаются охраной дикой природы, около 60 % бюджета. В их ведении находится почти миллион девятьсот тысяч квадратных километров территории США.
Рузвельт вдохновил создателей плюшевых мишек – в честь него их называют Тедди. Дело в рисунке, на котором он милует попавшегося в петлю медвежонка во время охотничьей экспедиции в Миссисипи в 1902 году. Это был символ этики и самоограничения, хотя в реальности медведя беспардонно зарезал один из спутников Рузвельта. Не вызывает сомнений, что Рузвельт, как и Леопольд, необычайно ценил природу. Он ненавидел жестокость по отношению к животным, обожал естественную историю и даже в зрелом возрасте хоронил своих домашних питомцев на особом кладбище.
Этичные охотники хотят верить, что у каждого животного есть шанс убежать. Светить на оленя прожектором, чтобы он замер на месте, считается браконьерством, а в США зачастую просто запрещено. Сегодня некоторые охотники, оснащенные чудесами вроде GPS, приборов ночного видения и ружей, поражающих цель с пятисот метров, иногда задумываются, не стало ли их преимущество чрезмерным. Это вопрос не только совести, но и управления поголовьем дичи, и он поддерживает дух ограничения. Этичная охота – это не только кого ты убиваешь, но и как ты его убиваешь.
Итак, рецепт этичной охоты следующий. Охотиться надо для защиты земли и популяции диких животных. Охота не должна быть кровожадной и слишком легкой. Надо ценить природу. Животных надо умерщвлять относительно безболезненно. При соблюдении всех этих условий, для полного понимания истории Бэмби нужно выяснить, «чисто» ли убили мать олененка, была ли в лесу устойчивая популяция оленей и был ли риск, что без охоты землю отдадут под сельское хозяйство. Не думаю, что Netflix бросится покупать права на мой сценарий.
Мне захотелось посмотреть, живо ли сегодня наследие Леопольда и Рузвельта, поэтому я написал в компанию Diana Hunting Tours, которая называет себя крупнейшим охотничьим турбюро в мире. Критики считают такую саморекламу позорной. Пострелять можно на всех шести континентах – от мускусных быков в Гренландии ($4695 за три дня) до крупной дичи в Зимбабве ($14 495 за пять дней). Компания обещает, что охота будет «этически оправданной» и «устойчивой» – более того, некоторые выезды даже рекламируют как охоту «ради животных». Несколько дней спустя я купил тур в Польшу.
* * *
Праздник для психопатов начался на Берлинском вокзале. Йенс Хег, жилистый мужчина с жесткой бородой и в штанах цвета хаки, ждет меня под большим знаком «Макдоналдса».
Вскоре до меня доходит, что Йенс – самый большой энтузиаст охоты, какого я только встречал. Все шесть часов, пока мы едем из Берлина в наш домик в Центральной Польше, он без умолку говорит на эту тему. Во всяком случае, я так думаю, потому что часть пути я проспал.
Годом ранее он чуть не умер от легочной эмболии – «доктор сказал, что не понимает, почему я до сих пор жив», – и это убедило его посвятить жизнь популяризации правильного понимания охоты. Он рассказывает об охоте на диких кабанов рядом со своим домом в Швеции, об охоте на проблемного слона в Зимбабве, об охоте на жирафов в Намибии. Жираф, по его словам, оказался просто «кучей мяса забавной формы».
С точки зрения Йенса, охотники не были готовы к бурной реакции на убийство льва Сесила. Они не предполагали, как поколение, выросшее на видеороликах про милых зверушек, воспринимает фотографии охотников с добычей. «Это было крайне закрытое сообщество. Охотничьи организации совершенно не привыкли общаться с посторонними… Два года назад любой охотник не задумываясь делал памятные фотографии с трофеями, но предназначались эти фото только для охотников. Теперь 99 % людей, которые их видят, охотой не занимаются. Охотники продолжают фотографировать, но постепенно учатся не выкладывать снимки в социальные сети».
Поэтому Йенс вел бой с антиохотниками. Он попробовал трюк с продажей крупной дичи на аукционе и написал открытые письма знаменитостям, выступающим против охоты, – Тревору Ноа, Рикки Жерве, Кевину Питерсену, – интересуясь, не хотят ли они спасти южноафриканского носорога (стартовая цена $680 тыс.). В ответ последовала «гробовая тишина», говорит Йенс. Это его, видимо, искренне озадачило.
Потом невозмутимый Йенс написал письмо еще более значительной группе борцов за права животных, включая Льюиса Хэмилтона, Эда Ширана и партнершу Бориса Джонсона Кэрри Саймондс, предлагая перебить охотников на аукционе и спасти десять жирафов в Намибии. Неудивительно, что ответа опять не последовало. Йенс видит в этом подтверждение своей правоты: «Никто не хочет старого жирафа. Зачем он им нужен? Что они с ним будут делать?» Он со своей группой отправился в Намибию и, как планировал, застрелил все десять животных.
«Я никого не прошу любить охоту, но я прошу принимать ее или найти ей альтернативу. Людям не нравится охота, сколько я себя помню, так что у них было время поискать другие варианты».
Нельзя сказать, что охота у Йенса в крови. Он вырос в Дании, где его отец, инженер-механик, в приступе ностальгии по деревенской жизни купил небольшой участок земли, но запретил своему маленькому сыну на ней охотиться. Поначалу Йенсу нравилось просто фотографировать животных, но после разговора с одним пожилым человеком, которой выполнял какую-то работу на отцовской ферме, он заинтересовался стрельбой. Однажды он подождал, пока отец уедет, взял взаймы у этого знакомого ружье и сам подстрелил оленя. Ему тогда было одиннадцать. Четыре года спустя он охотился уже легально.
«Как только я получил свою лицензию, я стал настоящим браконьером на отцовской ферме. Отец любил поговорить о разных вещах, поэтому у нас были жаркие дискуссии на эту тему», – вспоминает Йенс. Чем больше был его энтузиазм, тем тверже возражал отец. В какой-то момент Хег-старший даже отказался от мяса, чтобы проверить и доказать свою правоту. Тщетно. Сын уже заразился охотничьей лихорадкой.
Сейчас Йенсу сорок восемь, и он, по собственной оценке, провел на охоте больше двух тысяч дней – пять с половиной лет. «Это в гораздо большей степени образ жизни, а не спорт», – считает он. Воспринимать охоту как спорт «очень по-британски и по-американски».
В Польше мы встретились с группой шведских охотников, которые заплатили за три дня отстрела диких кабанов и оленей приличную сумму. Охота будет загонная: охотники стоят по местам, а егеря с псами гонят дичь на ружья.
Кроме воздействия на окружающую среду, кабаны могут представлять угрозу для здоровья людей и сельскохозяйственных животных. Поскольку к этому району приближается африканская чума свиней, польское правительство, которому в этих местах принадлежит почти десять тысяч гектаров полей и лесов, решило истребить столько кабанов, сколько возможно. Есть доказательства, что любительская охота не слишком
