— Так что же с тобой случилось? — спросила она у Хваткого.
— Как-то ночью мне удалось освободиться, выскользнуть из ошейника. Я помчался в поля и охотился, охотился, охотился — бросался в погоню за всем, что движется. За лисами тоже. Жаль только, ни одной не поймал. Но все равно я чувствовал себя прежним Хватким, главарем своры гончих. Но утром я вернулся домой. Я не собирался становиться бродягой. Я честная собака и помню о долге. Помню, что мое место — рядом с людьми. Если бы я не вернулся, то предал бы их. А хозяева есть хозяева. Их надо чтить. Я хотел лишь немного глотнуть свободы, но они…
— Что?
— Они поджидали меня с ружьями наготове. Хотели пристрелить. Меня, Хваткого, знаменитого охотника, грозу лис. Пристрелить, как ничтожную дикую тварь.
— Понятно, — заметил Камио. — Они решили, что ты подцепил Белое Безумие. Так ведь?
— Белое Безумие? И где ты только таких слов набрался. Нет, они попросту решили, что я взбесился. А раз так, меня лучше прикончить. И это после всего, что я для них делал. Охранял их дома. Играл с их детьми. Убивал для них лис.
— Кому нужен бешеный пес, — вставил Камио. — Старина Хваткий вышел у людей из доверия. Безрассудно позволять собаке, в которую вселился дьявол, играть с человеческими детенышами.
— Так или иначе, от людей исходил запах страха. Но, увидев меня, они ласково залаяли на своем языке, который я прекрасно понимаю. «Иди сюда, Хваткий, — звали они. — Нагулялся, мальчик? Сюда, песик, сюда. Посмотри, какая славная косточка». При этом лица их были напряжены, а глаза полны ужаса. Меня ружьями не испугаешь, я на них нагляделся вдоволь. И люди держали их небрежно, словно захватили случайно. Но я знал: стоит мне приблизиться, несколько пуль продырявят мою шкуру. Тогда я притворился, что ошалел от радости — ну, знаете, как мы, собаки, умеем это делать, — высунул язык, замахал хвостом и все такое. Но чем ближе я подходил, тем яснее видел ужас в их глазах. Наконец один из них не выдержал и вскинул ружье. Тогда я повернулся и бросился наутек. К счастью, я не успел подойти к ним на расстояние выстрела. Пули вздымали землю у меня за спиной, раскаты выстрелов отдавались у меня в ушах. Сколько раз они стреляли мне вслед, не знаю. Я не стал ждать, пока меня прикончат, и скрылся в полях. С тех пор брожу, одинокий и бесприютный, и лишь только издали замечу людей, спешу от них скрыться.
— Как ты думаешь, они не будут тебя выслеживать? — с тревогой спросила О-ха.
— Кто? Люди? Чушь. Да им не выследить и…
— Слона? — подсказал Камио.
— Кого-кого? Хотя люди без собак не способны выследить никого. Тебе-то, рыжая бестия, это должно быть известно. Где уж им, недотепам. Особенно фермерским, те вообще ни на что не годятся. Они и дохлую крысу, которая смердит у них под носом, почуют разве что на десятый день. А кто он такой, этот, как его… слон?
— Громадный зверь. Величиной с дом, не меньше. А следы у него с крышку люка.
— Никогда о таких не слыхал.
— Здесь их не встретишь. Они живут в Стране Львов.
— Что еще за львы такие?
— Хватит об этом, — оборвал Камио, которому надоел затянувшийся разговор. — Пора спать. Мы все устали. Если ты рассчитываешь перегрызть нам глотки, когда мы уснем, заранее предупреждаю — выбрось это из головы. Сразу окажешься в холодной воде и камнем пойдешь ко дну.
— Была нужда, — пробурчал Хваткий. — Здесь же никто не увидит, как я с вами разделаюсь, ни хозяин, ни приятели по своре. Не добыча дорога, а почет. Тебе этого не понять, дикарь. Охота — это же зрелище, представление. Зачем мне стараться, перегрызать глотки паре лис, если некому полюбоваться на мой подвиг. Так что спите спокойно.
— Спасибо на добром слове, — проронил Камио, и О-ха почувствовала, как он теснее прижимается к ней, чтобы защитить от ночного холода.
Мифологии лис и собак сходятся в том, что после Первобытной Тьмы наступила эпоха, называемая Началом. Тогда власть над миром захватили волки. Они собрались в стаи, избрали предводителей, именуемых Сильнейшими, и распределили всю землю так, что во владение каждой стае достался свой участок. Лисы, способные, подобно призракам, проскользнуть куда угодно, по-прежнему охотились на захваченных волками землях, но собак новые владельцы мира выдворили на голые равнины, где паслись лошадиные стада. Поняв, что поодиночке они погибнут, собаки тоже собрались в стаи, однако, будучи намного слабее своих серых собратьев, не могли противостоять им. Собакам оставалось лишь кочевать с места на место да негодовать на волков, которые пользовались лучшими охотничьими угодьями. Собаки же, обреченные на бродяжничество, с содроганием прислушивались к резким и пронзительным голосам Воющего Дозора — так в каждой стае именовался волк, обладающий самой зычной глоткой. В обязанность ему вменялось предупреждать своих соплеменников о любых вторжениях во владения стаи. Воющий Дозор располагался на вершине скалы, открытой ветрам, и ловил запахи, приносимые со всех сторон. Стоило ему почуять собачий запах, грозный вой наполнял лес и долины, и волки незамедлительно набрасывались на злосчастную собачью стаю, не смирившуюся с прозябанием на пустошах. Несмотря на то что собаки значительно превосходили волков в численности, серые хищники сохраняли главенство над миром, ибо между их стаями царил мир и взаимопонимание.
Вскоре после того, как Первобытная Тьма отступила в прошлое, собаки оказались на грани голодной смерти. Отчаяние подвигло их к мудрому решению — оставить разногласия и создать одну, великую и могущественную, собачью стаю, которая сметет волков с лица земли, утопит их в пучине моря. Та эпоха, Пора Собак, как она зовется в собачьей мифологии, стала для псов временем истинного расцвета. Лишь период, когда они вступили в соглашение с людьми, имел еще большее значение в судьбе собачьего племени. Все ссоры и свары между стаями должны были стихнуть, и под предводительством вновь избранного короля, Скеллиона Страшная Пасть, псам предстояло вступить в решительную борьбу с волками. Скеллиону принадлежит глубокомысленное изречение, ставшее в те дни девизом собак: «Мой брат пес мне враг, но в схватке с волками мы вместе». Хотя мелкие распри продолжали будоражить собачьи души, перед лицом великой цели псы стремились подавить взаимную неприязнь. Волкам удалось изгнать собак из лесов, так как серые хищники не знали вражды и действовали заодно, уважая территориальные права каждой стаи. Волки неизбежно находили достойный путь разрешения всех разногласий. В противоположность своим собратьям, собаки без конца препирались, награждая друг друга оскорблениями и уничижительными прозвищами, между стаями их беспрестанно происходили стычки. Казалось, ни переговоры, ни другие ухищрения дипломатии не в состоянии преодолеть застарелые междоусобицы. Скеллион Страшная Пасть сознавал, что собаки не способны совершенно позабыть о взаимных претензиях, и все же он рассчитывал, что его соплеменники проявят дальновидность, заключат перемирие и отложат разрешение собственных споров до полной победы над волками. Надежды мудрого правителя оправдались — собаки поняли, что лишь политика единения дает им надежду выжить, и откликнулись на призыв Скеллиона. Вне всякого сомнения, то было с их стороны разумнейшим шагом.
