По-видимому, после двух дней, проведенных с Тиной, Пух обрел наконец ту уверенность, которой ему недоставало раньше, чтобы отправиться вслед за ней в далекие странствия. Я повернула назад, пересекла лагерь и прошла немного вверх по долине. Наконец я решила вернуться и подождать обезьян в лагере. Было около полудня.
Внезапно со стороны плато до меня донесся слабый крик испуганного шимпанзе. Я замерла, вслушиваясь всем своим существом в долетавшие издалека звуки. Сомнений не было — это кричал Пух. Я узнала бы его голос среди тысяч других. Я опрометью бросилась к плато, Джулиан — за мной. Вдали я увидела Уильяма, который, оставив позади себя спасительную сень леса, несся навстречу прямо по каменистому краю плато, где не было ни кустика, ни деревца. Потом он исчез в высокой траве и, когда мы с ним столкнулись, крепко обнял меня. Я поручила Уильяма заботам Джулиана и побежала дальше, к одинокому вишневому дереву, где раскачивалась на ветвях Тина. Я поискала глазами Пуха, его не было видно. Где он? Почему он кричал? Неподалеку, в глубине рощицы, расположенной выше по склону, раздался лай павианов.
Внутри у меня все оборвалось, сердце болезненно сжалось. Воображение услужливо нарисовало мрачную картину случившегося: Пух увидел павианов и погнался за ними, не заметив в пылу преследования, как выскочил на открытое пространство. Здесь его и подстерег лев, рев которого мы слышали предыдущей ночью.
Тина спрыгнула с дерева и побежала вверх по склону, потом остановилась, взглянула на меня и торопливо пустилась дальше. Я поняла, что должна идти за ней. Взобравшись наверх, Тина оказалась на краю огромной котловины, круто обрывавшейся вниз. Почти бегом спустившись с отвесного склона, Тина исчезла в высокой траве. Я изо всех сил старалась угнаться за ней, но быстро потеряла ее из виду. Уильям бежал за мной. Мы продирались сквозь траву, позабыв об осторожности. Нашли чьи-то тропы, места для водопоя, потом цепочку следов шимпанзе, но они были слишком большие — их могла оставить Тина, но не Пух. Я снова и снова звала Пуха. Грудь моя разрывалась от бега, горло саднило от крика, но все это не шло ни в какое сравнение с теми мучениями, которые мне доставляли мысли о Пухе. Я уже почти не сомневалась, что он мертв и я никогда больше его не увижу.
Прошло немало времени, прежде чем я вскарабкалась по крутому склону. Ноги мои дрожали, одежда взмокла от пота. В глубине души я цеплялась за последнюю надежду, уговаривая себя, что Пуха мог найти Джулиан, пока я занималась розысками в котловине. Выбравшись на край плато, я огляделась по сторонам и увидела Джулиана, который, понурившись, один возвращался в лагерь. Поиски длились уже больше трех часов. Отчаявшись, я с трудом добралась до той самой вишни, где раньше сидела Тина. Уильям все время плелся сзади, но при виде спасительной тени ускорил шаг и обогнал меня. Он уселся под деревом, положив руку на камень и устремив взор в сторону плато. Солнце освещало его лицо, отражаясь в мельчайших капельках пота, отчего казалось, будто его кожа расцвечена крошечными огоньками. Он выглядел разгоряченным и уставшим, но спокойным.
Я поискала на земле следы крови. В голове, гудевшей от боли и усталости, снова и снова звучал испуганный голос Пуха, его отчаянный крик о помощи, который нарушил сонную тишину выжженного плато и слишком поздно достиг моих ушей. Неподалеку раздался рев льва, перешедший в глухие кашляющие звуки. Уильям дотронулся до моей ноги. Он протягивал мне сухой листик. Я не сразу взяла этот дар, и Уильям подбросил его, но он упал на землю, не долетев до меня. Уильям снова поднял и разорвал его.
Уильям, конечно же, Уильям. Из всех моих надежд, планов и успехов уцелел один Уильям. Мне и раньше приходилось терпеть неудачи. Но Пух должен быть последней потерей. Я отвезу Уильяма домой, где за ним будут как следует присматривать. Юла и Камерон проведут остаток жизни в полной безопасности, не выходя из заточения. Больше всего на свете мне хотелось умереть, чтобы никогда больше не чувствовать своей вины, не сгибаться под тяжелым бременем ответственности за жизнь дорогих мне существ.
Уильям не мог понять причины моих непроизвольных рыданий, но, судя по всему, жалел меня. Он протягивал мне небольшие камушки, веточки и даже похлопал меня по спине, используя тот же способ, с помощью которого я нередко подбадривала его и Пуха. Потом он поднялся и зашагал к лагерю. Я, почти ничего не видя из-за слез, побрела за ним. Когда я упала, споткнувшись о камень, Уильям остановился и подождал, пока я встану, и лишь после этого зашагал дальше.
На горизонте показалась фигура Джулиана. Он приветственно махал мне рукой. Я вытерла слезы краем рубашки и пригляделась: Джулиан что-то нес в руках! Внезапно вспыхнувшая надежда лишила меня последних сил: сердце готово было выпрыгнуть из груди, в висках бешено застучало. Я поднесла к глазам бинокль: Пух сидел на плече у Джулиана и наблюдал, как мы с Уильямом пересекаем плато. Я побежала, упала, поднялась, побежала вновь. Когда я была уже близко, Джулиан опустил Пуха на землю, и тот бросился навстречу. Было поистине чудом снова обнять Пуха, увидеть его сморщенное, гномоподобное личико. Я бегло осмотрела Пуха. За исключением свежей царапины на бедре, на теле не было никаких ран или повреждений.
Всю дорогу до лагеря я несла Пуха на руках, крепко прижав к себе, а он был занят тем, что слизывал слезы, текущие по моему лицу и шее. Когда мы добрались до дома, мне сделалось плохо. Джулиан разжег костер и приготовил каждому по большой кружке чая. Уильям попросил добавки и выпил вторую чашку. Джулиан рассказал мне, что он решил еще раз поискать Пуха по нижнему течению ручья и, возвращаясь в лагерь, услышал позади жалобное хныканье. Обернувшись, он увидел, что его догоняет Пух. Так я и не узнала, почему Пух кричал и где он был, пока мы разыскивали его.
К вечеру в лагерь вернулась Тина. Она вела себя исключительно дружелюбно и каждый раз, проходя мимо меня, добродушно пыхтела и протягивала руку. Пух старался не отходить от меня, но к тому времени, когда настала пора устраиваться на ночлег, залез в старое гнездо, построенное Тиной позади хижины. Добавив туда свежей листвы и веток и аккуратно разложив их, Пух улегся в нем. Уильям же огорчил меня: взобравшись на помост, он устроился прямо на голых досках.
Я чувствовала себя разбитой и опустошенной и никак не могла избавиться от пережитого ужаса. Так бывает, когда просыпаешься ночью после страшного сна и, испытывая облегчение от того, что это всего лишь сон, не можешь сразу отделаться от привидевшегося кошмара.
