— Отныне, — сказал он, — Вишну будет первым из богов, так как совершенная правда, что в его царстве такой красивый и очаровательный цветок, какому нет еще подобного в мире...
Слышавшая все это синяя птица, говорит далее это предание, поспешила сообщить лотосу, и цветок Брамы принял тотчас же зеленоватый оттенок зависти, которым с тех пор отливают его, блиставшие прежде дивной белизной, лепестки, между тем как сделавшаяся женой Вишну роза продолжает быть такой же очаровательно красивой и издавать все такой же дивный запах, как и прежде...
Об этом цветке говорится еще и во многих пословицах и поговорках индусов: «Цветы лотоса так же поддерживают Вишну, как и его поклонники»; «Цветы лотоса — корабль, на котором утопающий среди океана жизни может найти спасение»; «Лотос — друг солнца. Когда месяц со своими холодными лучами исчезает, лотос раскрывается».
Словом, нет похвалы, нет того слова ласки, которого бы не употреблял индус как в поэзии, так и в прозе при описании лотоса, дорогого даже и для женщин, хотя цветок его, по верованию индусов, противоположно воззрениям египтян, способствует не возбуждению, а умерению страстей. А когда в прежние времена приносили в Индии богам человеческие жертвы, то собирали кровь жертвы на лепесток лотоса, причем предписывалось наполнять лепесток кровью не сполна, а лишь на четверть; так что человеческие жертвы индусов сводились, следовательно, к маленькому кровопусканию.
Этот индийский лотос, иначе — нелюмбиум4, листья и цветы которого не плавают на воде, а подымаются высоко над ней на длинных черешках, имел и имеет не меньшее экономическое значение, чем и египетский лотос.
Главными его потребителями являются японцы и китайцы, у которых он разводится даже как овощ. В пищу идут корневища, зерна и листья. Корневище едят сырым и вареным. Летом его едят со льдом, как прохладительное, а на зиму его маринуют. Содержа много крахмала, оно чрезвычайно питательно и удобоваримо.
На рынках в Японии, Китае и Индокитае корневища эти лежат целыми грудами и носят название «хазун». По вкусу он, когда сварен, несколько напоминает сельдерей или брюкву. Его едят также и печеным на угольях или поджаренным, как сладкие коренья, а кроме того, из него делают еще муку, которой засыпают суп, как манной крупой или саго.
Зерна едят засахаренными как лакомство или приготовляют из них пирожное. Что касается листьев, то осенью, когда прекращается цветение, молодые, выходящие в виде побегов листья нарезают, связывают в пучки и продают на рынках. Едят их в вареном виде, как спаржу. Особенно много продают их на рынках в Сринагаре и в Индии.
Кроме того, китайцы едят его тычинки, стебель, корневище, считая, что еда эта возвращает старикам красоту и молодость. Китаянки же, как некогда и древние египтянки и финикиянки, украшают себя его цветами.
Особенно большой спрос на цветы лотоса бывает в день китайского Нового года, когда он вместе с нарциссом, который, как известно, является в этот день необходимой принадлежностью каждого дома, по их поверью, приносит счастье.
В прежние времена прелестное это растение водилось у нас в обилии в заводях Волги близ Астрахани и носило название чульпанской розы, от Чульпанского залива, где оно больше всего встречалось.
Осенью, когда созревали его крупные, содержащие в себе зерна плоды, на заводи эти отправлялась в лодках с песнями, с гармониями вся деревенская молодежь и набирала целые вороха этих плодов. Главную привлекательность их составляли вкусные зерна, которые щелкали потом, как семечки подсолнуха и дынь или как кедровые орехи. Запасов этих хватало на долгое время, и у бережливых хозяек ими угощали еще на Рождество.
Но блаженные эти времена прошли. Жадность людей, не довольствовавшихся собиранием одних плодов, а вырывавших с корнем и самое растение, привела к почти полному исчезновению его под Астраханью, так что теперь, несмотря на самые тщательные поиски ученых, его находят лишь изредка5.
1 Диодор Сицилийский (ок. 90 — 21 гг. до н.э.) — древнегреческий историк, автор «Исторической библиотеки».2 Нимфея голубая, которую называли также голубым (или нильским) лотосом.3 В популярной литературе нередко возникала путаница между настоящим лотосом и белой, голубой, иногда красной кувшинками, которые в народе также нередко назывались лотосом — нильским, голубым или красным. Они, так же как и настоящий лотос, играли немаловажную роль в религиозных культах, изображались на монетах, могильных плитах, на стенах гробниц. Но тем не менее эти виды нимфей — исконные уроженцы Африки, в то время как настоящий лотос, или нелюмбо, — является заносным из Индии. Произошло это в очень древнее время, в самые ранние периоды развития Египта, очевидно, через Аравию. (см. Клинген И.Н. «Среди патриархов земледелия народов Ближнего и Дальнего Востока (Египет, Индия, Цейлон, Китай)». М., 1960).4 Лотос орехоносный, ранее называвшийся л. священным. Сейчас этот род выделен из сем. кувшинковых в самостоятельное семейство лотосовых. — См. «Жизнь растений», т. 5 (1), М., 1980.5 В Астраханском заповеднике, основанном в 1919 году в приморской части дельты Волги (площадью свыше 60 га) ведутся научные работы по гидробиологии, в частности, изучается биология лотоса. Лотос встречается также на Дальнем Востоке, был высажен и размножается в дельте р. Кубани, культивируется и во многих других водоемах как декоративное растение.
Любимец Жан-Жака Руссо — барвинок
Путешествие Руссо с г-жей де Варан
Гадание при помощи барвинка
Влияние на ведьм
Беседа с богиней Флорой
Свадебный каравай
Вряд ли существует на свете другое растение, которое получило такую известность и пользовалось в свое время такой славой, как небольшой, скромный, синий, с твердыми, блестящими, как у брусники, листьями лесной моветон, носящий по-русски название «барвинок», а по-французски «la pervenche».
Чтобы сорвать этот цветок и полюбоваться им, в конце XVIII столетия отправлялись на опушки лесов и садов молодые и старые, горожане и горожанки, придворные кавалеры и дамы, высшие государственные сановники, министры и даже сами короли.
И все почему? Потому что это был любимый цветок Жан-Жака Руссо.
Бичевавший нещадно все человечество, ненавидевший в душе самых близких друзей и видевший всюду лишь преследовавших его врагов, гений этот становился мягкосердечным, становился ребенком, как скоро переносился в мир растений. Жизнь среди них, среди природы служила для него обновлением его измученных души и тела. Он видел в них то чистое, совершенное творение, каким оно вышло из рук Божьих, творение еще не испорченное, не искаженное прикосновением человека. Он успокаивался среди них душою.
