— Послушайте, Джон, — прервал молчание Леденев, — если не трудно, расскажите мне еще раз о вашем удивительном спасенье.
— Оно воистину удивительно, — проговорил Джон Полански, — только удивился я уже потом, когда мне рассказали, будто отсутствовал двое суток… Где был все это время — ума не приложу.
— Вы по порядку, пожалуйста.
— О’кей, мистер Леденев… Шел я с плотницкими инструментами из нашего лагеря в деревню Питера Драйхэнда. На верхней поляне, там, где самый высокий откос, встретил Рейнолдса. Перекинулся с ним двумя словами, поставил ящик, захотел покурить, передохнуть…
Джон Полански вздохнул и стал сворачивать из сухих листьев табака неуклюжую сигару.
— Вот говорят, что толкнул меня в море Рейни… Утверждать это не могу. Попросту не понял, что случилось. Только что стоял и разговаривал с ним — и вдруг… Лечу вниз, вижу, как несутся мне навстречу камни, пена вокруг камней, грохот… Испугаться не успел, а глаза зажмурил, это помню… И тишина. Знаете, бывает такая полнейшая тишина, что даже в ушах от нее позванивает. Открываю глаза и вижу совсем рядом у лица песок. Приподнял голову: лежу на пляже. Он находится в добрых четырехстах шагах от того откоса, с которого я падал. «Что я тут делаю?» — думаю… Это уже потом вспомнил о падении, когда мне все рассказали. Поднялся, отряхнул песок с одежды и побрел по тропинке вверх.
Мне вдруг подумалось, что там, на откосе, стоит мой ящик с инструментами.
— Это интересно, — сказал Леденев. — Про ящик… Раньше вы не говорили о нем.
— Не придавал значения.
— А как вам это подумалось, Джон, про ящик?
— Вроде голоса такого… Иду я по тропинке и не знаю, куда и зачем иду. Вдруг мысль: «Джон, ты оставил наверху ящик. Поднимись к нему. Тебя ведь ждут в деревне с инструментами…»
— Вы часто обращаетесь мысленно к самому себе?
— Бывает…
— Не показалось ли, Джон, что эту мысль как бы внушили вам?
— Как будто нет… Хотя… У вас есть какие-то соображения, мистер Леденев?
— А разве вам не кажется странным, что, свалившись с высоты двухсот метров, вы остались живы и невредимы, потом исчезли на двое суток и пришли в себя за четыреста метров от места падения? И очнулись, пошли по тропинке именно в тот момент, когда по ней собирался сбежать ваш убийца Рейнолдс?.. Такие случайности могут быть объяснены только одним: вмешательством сил, которым подвластно невозможное.
— Какие-нибудь черти? — спросил Полански.
Юрий Алексеевич рассмеялся.
— Верите в нечистую силу, Джонни? Нет, тут скорее виновны ангелы… Ведь они спасли вас от предательского убийства и пальцем не пошевельнули, когда почти там же падал в море Рейнолдс. Вот и с вашим внутренним голосом неясно. Задержись вы немного внизу — Рейнолдс спустился бы по тропе… Ему просто неоткуда было бы падать. Напрашивается мысль: все было рассчитано по секундам. Ваше появление вызвало у преступника шок, и он был наказан, так сказать, самой судьбой. Но судьбою управлял Некто. И этот неизвестный не хотел, чтобы кровь убийцы запачкала нам руки. Недаром он и отвел от него пули. Он заботился о нашей совести, Джонни, и потому не может быть, как вы сказали, чертом…
— Как бы там ни было, а я их вечный должник, этих незнакомцев… Но почему они не хотят встретиться с нами?
— Не знаю. Возможно, я ошибаюсь, но тут происходит что-то такое, что не поддается объяснению с позиций человеческого разума. Надо искать, собирать факты… Для того мы и отправляемся на Бермуды. Пока наши странствия в этом загадочном районе земли приносили нам все новые знания, хотя и не приоткрыли завесы над случившимся. Завтра выйдем в море…
— Боюсь, что с выходом придется повременить, мистер Леденев.
— Почему? — спросил Юрий Алексеевич.
— У нас будут гости, — сказал дрогнувшим голосом Джон Полански и протянул руку. — Посмотрите… Вон там, левее солнце… К острову идет корабль!
Взревела сирена.
Ее пронзительный, будоражащий душу звук прорезал идиллическую тишину бухты. На палубе «Старого Патрика» толпились возбужденные люди.
В бухту входил корабль. Это было современное судно, похожее по обводам на зверобойную шхуну, но выкрашенное в белый цвет.
— Кажется, гидрографическое судно, — сказал Хуан Мигуэл. — Может быть, мы вернулись в свое время?
Леденев с сомнением покачал головой.
— Не знаю… Как будто непохоже. Это, видимо, такие же бедолаги, как и мы… Дай-ка бинокль, Хуан.
Белое судно подходило все ближе.
— На борту иероглифы, — сказал Юрий Алексеевич. — Ага! Догадались поднять флаг… Красное солнце на белом фоне. Это японцы!
— Если нас кто-то коллекционирует, — задумчиво произнесла Нина, — то коллекция подбирается весьма представительная…
— Откуда они взялись в этих водах? — спросил Эб Трумэн.
— Приплыли из Японии, — ответил, усмехнувшись, Джон Полански. — Откуда же еще, Эб?
— Сейчас все узнаем, — сказал Леденев, отняв от глаз бинокль и передавая его Хуану де ла Гарсиа.
С белого незнакомца донеслись три протяжных свистка.
— Они приветствуют нас… Надо ответить, — сказал Юрий Алексеевич.
— Я не успел перенести сюда сирену с «Голубки», — сказал Хуан Мигуэл.
— Жаль…
— Можно отбить рынду, — подсказал Дубинин. — Я читал, что раньше делали так…
— Совершенно верно, Виктор Васильевич, — воскликнул Леденев. — Приветствуй гостей колокольным звоном, Хуан!
Тем временем судно с японским флагом на корме прошло мимо «Святого Патрика». На палубе хорошо были различимы лица людей, одетых в одинаковые синие комбинезоны. С мостика пытливо смотрели на них капитан в морской фуражке с высокой тульей и седой плечистый японец средних лет.
Капитан поднял руку и помахал ею.
Леденев ответил на приветствие подобным же жестом.
Корабль обошел корвет с кормы, остановился поодаль и бросил якорь.
Через несколько минут от его борта отошла резиновая лодка с подвесным мотором. Со «Святого Патрика» подали трап, и вот на палубу поднялся седой японец, его они видели на мостике прибывшего судна. Японца сопровождал молодой спутник.
Юрий Алексеевич ступил навстречу гостям. Седой японец произнес несколько непонятных слов, и Леденев отрицательно развел руками.
Тогда японец спросил поочередно, говорит ли Юрий Алексеевич на английском, испанском, французском или немецком языках. Он немного помедлил и добавил:
— Может быть, знаете русский?
— Это мой родной язык, — сказал Леденев. — И я приятно поражен не только вашим неожиданным появлением, но и тем, что вы владеете русским.