А Леньки нет. Стоит на бугре дубок. Под его ветвями костер горит. На нижней ветке дерева Ленькины штаны висят, шоколадной грязью в огонь шлепают, и… никого. Куда же Ленька запропастился?!
Мы переглядываемся в недоумении: мало ли разных фокусов вытворял Зинцов в деревне и школе, но не мог же он без штанов в Ярополческий бор уйти.
Павка рупором подносит ладони к губам и трубит.
— Лень-ка-а! Где ты-ы?!
— Ту-у-та! — таинственным и протяжным стоном раздается из осоки, в пяти шагах от костра.
Артист Ленька — под водяного царя играет. Помедлил минутку и снова замогильным голосом о себе знать дает:
— Когда штаны подсохнут — сюда-а бросайте!
И сразу всем становится весело оттого, что «водяному царю» понадобились сухие штаны.
Другой на месте Леньки задумался бы, куда ему теперь с такими грязными пудовыми брюками заявиться можно, чтобы людей не насмешить, какая дома взбучка будет за испорченную гимнастерку. А наш друг не унывает. Уже своим, совершенно естественным голосом деловито просит подать ему в осоку горшок с кашей.
— Там он, в сумке, около дубка… Ложку не позабудьте.
— Принимай, — протягиваю я, разглядев поднятые над осокой две руки.
Не теряя времени даром, мы тоже развязываем походные мешочки с харчами. Хлеб и вареное мясо в поле кажутся куда вкуснее, чем дома, за столом, особенно если режешь их своим складным ножичком.
Ножа нет только у Леньки. Но каша не говядина, она и деревянной ложки слушается. Поэтому «водяной царь» управляется с кашей удивительно быстро.
Потом над осокой появляются Ленькина голова, плечи. Преувеличенно старательно вытягивая книзу гимнастерку, он меленькими шажками бежит к берегу и, отыскав низкорослый кустик у края болота, прячет под него пустой горшок.
— На обратном пути захватим.
Через несколько минут в осоку летят, грузно распластавшись по воздуху, хотя и не просушенные, зато густо прокопченные на костре штаны. Ленька подхватывает их на лету и скоро появляется перед нами в полном дорожном облачении.
Он снова готов в путь, только хочет вырезать палку «на всякий дорожный случай».
Костя Беленький, как старший, показывает пример доброго товарищества. Он протягивает Леньке свой складной замечательный ножичек с коричневыми костяными щечками— подарок отца.
— Бери!
Но, скрывшись за деревьями, вместо палки Ленька вырезает на первой попавшейся ольхе:
Тонул — не утонул. Л.З. 15. VI 192
Последняя цифра не дорезана. Когда мы подошли, на ее месте торчал глубоко загнанный в дерево кончик замечательного Костиного ножичка.
— Ну вот… я так и знал, — растерянно сказал Костя, смотря не на Леньку, а на светлую металлическую черточку в коричневом стволе ольхи.
Да он сам… понимаешь, — смутился никогда не смущающийся Ленька.
Наш старший машинально складывает и раскладывает обломок, будто от этого ножик может вырасти.
— Тебе дали как товарищу. А ты…
Нет, Костя решительно не умеет сердиться. Он и упрекает, будто печальную книжку читает.
Нас зло берет на Леньку. А Костю жалко.
Рыжий Павка усиленно морщит брови — прикидывает, нельзя ли как поправить дело.
— Да… напрочь сломил, — серьезно соглашается он с Костей, словно и без того не видно, что напрочь.
Павка тугодум, без нужды с разговорами не торопится. Привык в кузнице мехом угли в горне раздувать. Скажет отец «подуй» — подует, скажет «довольно» — перестанет. И все молча.
Но уж если требуется слово сказать, которое за него никто не скажет и за которое надо ответ держать, тогда подумает. Зато будет слово — олово, Павкой сказано — будет сделано. За такую твердость ценят и уважают Павку товарищи.
Видать, и сейчас навертывается у него какое-то «слово-олово». Не зря в усердном раздумье передвигает он с боку на бок свою кепчонку на рыжей макушке. Нам и в голову не приходит, что сломанные ножи, кочерги, косы, железные грабли — это по его кузнечной части. Тогда Павка сам напоминает о себе.
— Можно припаять! — неестественно громко заявляет он.
Мы с изумлением смотрим на молчаливого, скромного друга.
Не удержавшись, я переспрашиваю:
— Чего? Обломки к ножу можно припаять?
От смущения все лицо Павки становится краснее самых красных веснушек.
— Можно! — сдержаннее, но тверже, решительнее прежнего подтверждает он свое явно немыслимое обещание — Такой состав есть. Припаяю!
И, нащупав что-то в сумке за спиной, стягивает с плеч веревочные лямки.
— Вы идите. Я догоню. Сейчас все устрою…
— Ну вот!.. Значит, все в порядке, — моментально преображается беспечный Ленька Зинцов. — Я же говорил, что все в порядке… Павка, иду к тебе в помощники!
— Только не мешать! — поднимает Павка жесткую, мелко потрескавшуюся ладонь, ограждая себя от подобной помощи.
— Отступаюсь, отступаюсь! — задним ходом поспешно подается Ленька, пытаясь вызвать смех закругленными в испуге глазами.
И тут же в ответ на свирепые взгляды Павки с глуповатым смирением замечает:
— Дело мастера боится. Верно, что ли, слово-олово?.. Пошли, ребята!
Павка перетряхивает свою сумку, достает что-то из уголка и прячет в карман. Сгруживает и раздувает угли в костре, затем бежит к злополучной ольхе. Возле Ленькиной надписи усердно ковыряет древесину, и мы догадываемся, что он вытаскивает кончик обломанного ножа.
Костя нерешительно мнется еще минуту, раздумывая, не забрать ли у Павки то, что осталось от ножа, затем с безнадежным видом машет рукой: все равно, мол, испорчен тятькин подарок.
— Пошли.
И все мы уверены в невозможности припаять отломанное, и обидно за Павку — зачем он легковесным воробушком, впервые наверно, пустил на ветер решительное слово? Зачем пришло ему в голову так самонадеянно дать друзьям немыслимое для выполнения обещание? Даже радостное настроение как-то потускнело. Нет той непринужденной веселости, которая чувствовалась вначале.
Тихо и грустно стало не только в нашей компании. И поле будто загрустило. И Ярополческий бор заволокло какой-то неясной серой дымкой. Чего проще — завести бы разговор. И он не получается. О чем бы ни заговорили, все сломанный ножичек припоминается.
Шагаем молча. В ожидании, пока подойдет Павка, еле ноги передвигаем. И уже заранее не по себе становится при мысли, как загорится краской стыда наш друг, передавая Косте Беленькому тот же поломанный, да еще, наверно, и покореженный дополнительно ножик.
Уверенный, что именно так и будет, я стараюсь держаться в сторонке, чтобы не видеть эту неловкую сцену. Костя тоже занят своими мыслями. И Ленька Зинцов присмирел.
