ему станет хуже. Мы обязательно проведём это собрание.
— А кто же сделает доклад? — нерешительно спросил Гулям. — Может быть, ты?
Пулат отрицательно качнул головой. Он бы мог, конечно, сделать доклад, но ведь не надо забывать, что соберутся все старики и им может не понравиться, что молодой парень, который годится им во внуки, станет учить их. Это должен обязательно быть человек, которого они уважают, чьё слово особенно веско.
— Может быть, доктор приедет на собрание? — предлагает Сабир. — Его все знают, уважают. А скольких он вылечил! Вот и пусть он расскажет, что ишаны обманывают верующих и дают им те же лекарства, какие продаются в аптеке.
— Старики очень рассердятся! — вздохнул Гулям.
Пулат кивнул головой:
— Конечно! Кому же приятно узнать, что он обманут, да ещё святыми, — сказал Пулат торопливо. — Я поеду к отцу, и мы вместе позвоним доктору. Конечно, он приедет и выступит на собрании.
Потом Пулат вскочил в седло и помчался вперёд. Раздался резкий звонок велосипеда. Через дорогу шла отара овец, и надо было заставить их потесниться.
Конечно, доктор согласился приехать на собрание. Одно только тревожило его: как оставить Бобо в таком состоянии. Больной с трудом приходил в себя и был ещё очень слаб. Нервное потрясение, вызванное появлением ишанов в его доме, не прошло даром.
Бобо Расулов лежал в четырёхместной палате. Здесь возле тяжелобольных постоянно находилась сиделка, и то и дело заходила дежурная медицинская сестра. Этой ночью у постели друга сидел сам доктор.
Уезжая на целых два дня, доктор предупредил своего заместителя — молодого врача Ами́ра, только что окончившего институт и впервые пришедшего на работу в больницу:
— К сожалению, мы не можем пока поместить Расулова в отдельную палату, а ему нужен полный покой. Поэтому будьте особенно внимательны. Я поручаю его вам.
Амир кивнул головой. Он видел, какой заботой окружён старый учитель, видел, как из кишлака, из города приезжают сюда разные люди, чтобы только узнать о его здоровье, передать фрукты, сладости…
«Газик» уже давно ушёл в кишлак, а молодой врач всё прикидывал, как бы создать этому уважаемому человеку полный покой, который нужен ему как лекарство. И вдруг вспомнил: сегодня как раз освобождается отдельная палата. Взглянул на часы: да, ровно в восемнадцать часов забирают домой выздоровевшую маленькую девочку. Она лежала в небольшой, тихой одноместной палате, окна которой выходили в сад. Как же он забыл сказать об этом главному врачу? Амир торопливо вызвал дежурную сестру.
— Третья палата на первом этаже освободилась?
— Сегодня Мархома́т уезжает, — улыбаясь, сказала та, — уже приехал её отец.
— Приготовьте эту палату для Бобо Расулова, — приказал врач, — ему там будет удобнее. Окно выходит в сад. Там очень тихо…
Сестра кивнула головой. Она была довольна: правильное решение. И учителя на каталке перевезли в палату. Это была очень хорошая комната — небольшая, светлая. Открыли форточку, и вечерний прохладный воздух принёс аромат цветов из больничного сада.
— Спасибо, — прошептал Бобо Расулов врачу, улыбаясь одними глазами, — мне кажется, что здесь я быстро поправлюсь.
Дождавшись, пока больной задремлет, Амир ушёл к себе в кабинет. Дежурная сестра предупредила:
— Вас дожидается какой-то человек.
В коридоре на скамье сидел мужчина в городской одежде. Что-то знакомое показалось Амиру в его облике. Мужчина встал и поклонился.
— У меня к вам большая просьба, доктор, — сказал он, и голос его дрогнул. — Здесь лежит мой брат Бобо Расулов, мой старший брат. Я узнал, что он очень болен. У меня много друзей, и мы хотим по очереди сидеть ночью у его кровати.
Амир глядел на этого тихого, такого взволнованного человека и понимал теперь, почему показалось знакомым его лицо. Да ведь он очень похож на учителя! Только немного моложе. Ну, как можно отказать брату дежурить у постели тяжелобольного?
— Конечно, очень хорошо, что вы пришли, — сказал доктор, — сейчас я обрадую Бобо Расулова.
Но незнакомец схватил врача за руку.
— Умоляю вас, не говорите ему. Я ведь взял внеочередной отпуск. И он очень взволнуется, если узнает, что я бросил работу и уехал из Гарма́, чтобы ухаживать за ним. Пусть он лучше неожиданно увидит меня у своей кровати.
Молодой врач размышлял: пожалуй, он прав, брат Расулова. Какой это, наверное, добрый человек, если решил бросить работу, чтобы ухаживать за больным братом. Конечно, и Иван Иванович будет доволен, что такой отзывчивый родной человек появился у постели его старого друга.
— Хорошо, — сказал Амир, — а когда вы собираетесь дежурить?
Человек поклонился до земли.
— Сегодня же ночью, — сказал он умоляюще. — А завтра меня сменят друзья, чтобы я мог поспать немного.
— Хорошо, — повторил врач. — Только вам придётся надеть халат и выполнить все указания медицинской сестры. Сама она зайдёт часа в три ночи, чтобы дать больному лекарство. А до трёх подежурите вы один.
— Я буду очень внимателен! — горячо сказал незнакомец. — Его жизнь мне дороже, чем моя собственная.
Несколько раз до полуночи заглядывал в палату Амир Шакиров.
Он тревожился: ведь весь вечер Бобо Расулов был в забытьи. И правильно сделал его брат, прикрыв маленький ночник толстым полотенцем. Пусть ничто не мешает сну больного.
Уже далеко за полночь Амир ушёл домой, чтобы немного вздремнуть перед трудным завтрашним днём. Ведь завтра — воскресенье, приёмный день. Приедут родственники больных, соберётся много людей. А он снова будет один, без Ивана Ивановича.
На душе у Амира было спокойно. Он сделал всё, что хотел главный врач. Бобо Расулов лежит один в прохладной тихой комнате, и возле него дежурит брат. Завтра ему, наверное, станет лучше. Он немножко окрепнет и обрадуется встрече…
И завтра, конечно, приедут его ученики — вихрастые, озорные ребята. Они были такими тихими и робкими, когда в первый раз поодиночке зашли в палату на следующий день после беды с учителем. Завтра можно будет пустить их всех вместе в эту отдельную комнату: они ведь ведут себя очень хорошо, а у учителя расцветает лицо, когда он глядит на них.
Амир выпил крепкого зелёного чая, оставленного на столе женой, разделся и лёг спать.
Он не мог и подумать, что в это время в маленькой комнате больницы происходит что-то непонятное и страшное.
А там, потушив лампу, Ходжи Карим заворачивал в одеяло больного. Крепкие верёвки скрутили ему руки и ноги. И когда, ощутив боль, Бобо открыл глаза, Ходжи Карим ударил его по голове. Потом Карим подошёл к окну, нагнулся, шепнул что-то. В окно вскочил Шакал, одетый тоже в городскую одежду. Вдвоём они подняли учителя и опустили его
