Строительство хижины требует далеких походов в лес за подходящими для сооружения стен пальмовыми листьями. Поблизости в изобилии росли колючие, как кокорите, пальмы; приходилось срезать ряд шипов на тыльной стороне листа, прежде чем плести стену. Это было по силам только знатоку, который легко срубал шипы специально отточенным мачете. Другая пальма, без шипов, встречалась гораздо реже. Нам приходилось искать ее повсюду, обшаривая дальние леса.
Возвращаясь из такого похода с большой связкой пальмовых листьев, связанных носовым платком, я вышел к небольшому ручейку. Вдоль него, как по линейке, выстроился ряд громадных деревьев с толстыми круглыми стволами, без обычных контрфорсов. Я стал осматривать их, надеясь найти дуплистое дерево. Когда подошел поближе, что-то пискнуло прямо у меня над головой; я взглянул вверх, но ничего не увидел. На каждое мое движение кто-то отзывался пронзительным коротким писком, но, кто это, видно не было. Я подумал, что в деревьях есть дырки, там и засели пищащие невидимки.
Довольно долго и бесплодно я разыскивал их, но тут ко мне присоединился Фред, тоже тащивший связку пальмовых листьев. Я сообщил ему про писк. У Фреда отличное зрение, и он почти сразу заметил несколько мелких наростов высоко на гладкой коре деревьев. Все они помещались на северо-восточной стороне деревьев, повернутой в сторону темного леса, а не к ручейку или большой реке.
— По-моему, это летучие мыши, — сказал Фред.
— Верю на слово, — сказал я. Мне ничего другого и не оставалось — я не видел даже наростов, на которые он показывал.
Мы устроили военный совет: если это летучие мыши, они нам нужны до зарезу, но мы не могли придумать, как добыть их с такой высоты, не повредив. Фред горячо поддерживал теорию, что в летучих мышей можно стрелять из воздушного ружья! У нас были два таких ружья — для охоты на ящериц. Поэтому он сбегал к лодкам за одним из ружей, пока я стоял, сторожа невидимые мне выросты. Вернувшись, он долго выцеливал что-то воображаемое наверху и наконец выстрелил. После небольшой паузы летучая мышь свалилась почти к моим ногам. С каждым выстрелом вниз падали новые зверьки. Фред был феноменальным стрелком. Он никогда не мазал, и летучие мыши сыпались на нас дождем.
Собрав их и разглядев, я определил, что это представители рода Saccopteryx (саккоптерикс). Это одна из немногих разновидностей летучих мышей, которую можно различить с первого взгляда — по диковинным сумочкам, или мешочкам, открывающимся вперед, на передней кромке перепонки крыльев, у основания предплечья. У этого вида мешочек изнутри чисто-белого цвета, изборожденный складками и ребрышками, как устья некоторых морских раковин. Вся перепонка крыльев была угольно-черная, а туловище покрыто шелковистым темно-шоколадным мехом с двумя ярко-белыми полосками, идущими от щек по спинке до крупа. С этого улова началась совершенно немыслимая цепь совпадений. В тот же день Ричи нашел в лесу свалившееся дуплистое дерево. Он заметил, что там летают летучие мыши, и с достойным похвал энтузиазмом, не обращая внимания на множество скорпионов и прочей ползучей мерзости, обожающей такие места, стал ловить их сачком, загородив более узкий выход из дупла распяленной на палках рубашкой. Он поймал всего четырех летучих мышей: серую с маленькими ушками, другую, такую же маленькую, но с громадными ушами и светло-палевого окраса, и еще двух, которые явно относились к уже упомянутому роду саккоптерикс. У этих были более мелкие, отороченные черным сумочки и не такие яркие полосы на спинках. Примерно в то же время я забрался выше по реке и нашел на берегу дерево, которое навсегда останется у меня в памяти. Мало сказать, что это был настоящий колосс — он рос на небольшом крутом обрывчике, и, для того чтобы выдержать громадный вес густой раскидистой кроны, ему пришлось вырастить контрфорсы такой ширины и высоты, каких я нигде еще не видел. Один из них, направленный ко дну долинки, оказался размером — от угла, где он примыкал к стволу, до места, где верхнее ребро косо уходило в землю, — в семь раз больше моего роста, что означает примерно сорок два фута! Громадные лопасти поднимались высоко вверх по стволу. Древесный великан при этом еще угрожающе клонился над водой и весь был усеян мелкими дуплами. Они не соединялись с центральным сквозным дуплом, зато в них скопились озерца воды, кишевшей бледно-желтыми крабами с красными лапками, которых мы больше нигде не встречали. На стволе приютилось и несколько пальм приличных размеров, пустивших корни в этих наполненных водой дуплах.
Высоко среди контрфорсов на ярко освещенной стороне, обращенной к реке, висело, распустив крылья, множество летучих мышей — как всегда, вниз головой. Судя по всему, они спали. Чтобы добыть нескольких из них, я отошел подальше и выстрелил из правого ствола, где был патрон с самой мелкой дробью: дробь рассыпалась веером и сбила несколько штук; собрав добычу с лиственной подстилки у основания ствола, я обнаружил, что это еще один, третий вид саккоптерикса, он был раза в два больше остальных, а полосы у него на спинке были кремовые.
Мы нашли представителей трех видов одного рода летучих мышей, обитающих на небольшой территории, причем одни спали днем в темном дупле, другие — на затененной стороне открытого ствола, а третьи — на ярко освещенной стороне дерева. Более того, последующие находки подтвердили, что каждый вид строго придерживается своих традиционных дневок.
На реке Коппенаме водился другой вид этих зверьков (Rhynchiscus naso), который нарушал все законы и обычаи летучих мышей. Дальше в глубь суши вдоль реки росли невысокие деревья кекропии. Они теснились на самом краю, у воды, часто вступая и в воду; стволы у них были мертвенно-белого цвета и лишены побегов. Продвигаясь вверх по реке на своей пыхтящей норовистой яхте, мы часто видели стайки, как нам казалось, ласточек, которые кружили над водой, влетая и вылетая из стволов кекропии. Только после того, как мы встали лагерем и стали тихонько подкрадываться под прикрытием берега на челноке, мы увидели, что это вообще не птицы, а дневные летучие мыши — это они гроздьями висели на коре кекропии и в ослепительном свете солнца гонялись за мелкими мошками.
Стволы отдельных деревьев от самой воды до высоты десяти футов были покрыты ровными рядами отдыхающих зверьков, расположившихся на равных расстояниях один над другим.
Все джунгли кажутся одинаковыми, но я не верю, что есть такой участок «однообразных» джунглей, где нельзя найти какой-нибудь новый вид животного или подсмотреть что-то новое в их поведении. Эти бесконечные новинки и диковинки, пожалуй, не так уж заманчивы для тех, кто не видел их собственными глазами, но их пристальное изучение бесконечно увлекательно и приносит несравненную радость. В этом затопляемом лесу все животные ведут странный образ жизни — здесь невозможна нормальная жизнь на земле, она почти везде ушла на два фута под воду. Все лягушки, ящерицы, улитки, насекомые и прочая мелочь переселились на деревья. Повсюду в кронах разбросаны громадные муравейники, гнезда термитов и ос. Крысы и ящерицы обжили дыры высоко наверху, а жабы поселились на широких сучьях. Единственными оставшимися на земле животными, кроме тапиров и оленей, были гигантские муравьеды, шлепавшие по воде, несмотря на свой истинно сухопутный облик.
