— Говорю же: хватит у меня папирос. Нате закуривайте.
Виктор Степанович закурил, но сказал настойчиво:
— Петя, дорогой, давай поворачивай, поворачивай!
— Ну ты! Не знал, что вы такой скопидом: паршивой деревяшки жаль.
— Да ведь в ней — пропуск.
— Что?
— Пропуск свой я в портсигар засунул. Завтра мне на завод идти, в лабораторию, а меня не пустят.
Я расхохотался.
— Ну, знаете, вы точь-в-точь как один мой очень юный и беспокойный сосед в поезде. У меня нижняя полка была, у него — верхняя. Вот ночью просыпаюсь от крика и стонов. Он стоит на полу, на своем пальто почему-то, и плачет.
— Вы что? — спрашиваю.
— Пальто упало! — отвечает, хныкая.
— Эка, подумаешь, важность — упало. Ну, поднимите, почистите ваше пальто, всего и дела.
— Да… А в пальто я лежал.
Мой анекдот не рассмешил Виктора Степановича: профессор слишком был озабочен.
Петя Носик молча заворотил машину, дал скорость и включил свет.
Сразу утонула в темноте степь. Черная ночь придвинулась к целлулоидным боковым окошечкам автомобиля. Но впереди, в ярком свете фар, открылась волшебная картина: там ночь была цветная.
Первый раз в жизни мчался по дикой уральской степи ночью. И совсем по новому открылась мне эта — казалось, такая знакомая — степь.
Широкая дорога убегала куда-то под ноги, вращалась, как бесконечная лента конвейера. Белого, серого, бурого, желтого цвета.
Придорожная полынь казалась лесом, каждый кустик травы — деревом.
Маленький лес этот точно откуда-то издалека бежал к нам навстречу, но вдруг исчезал, так и не добежав.
Деревья казались гигантскими. Вершинами они уперлись в черное небо. Яркая желто-зеленая листва их блестела, как стекло.
Виктор Степанович всё шарил по своим карманам и что-то озабоченно бормотал себе под нос.
— Да посмотрите, какие чудеса впереди! Бросьте думать о портсигаре, найдем.
— Найдешь его…
В эту минуту впереди из-под колес веером брызнули большие белые хлопья и исчезли справа и слева.
Из темноты раздался резкий лающий голос белых куропаток.
Тут даже Виктор Степанович не выдержал.
— Ишь, ругаются! Слышите, кричат: «Будь ты проклят, будь ты проклят, будь ты проклят: напугал, напугал, напугал!» Это они тебя, Петя.
Петя рассмеялся. Скороговоркой произнесенные проклятия были в самом деле очень похожи на крик испуганных куропаток.
— Носик, наддай ходу! — попросил Виктор Степанович.
— Гляньте! — закричал вдруг Петя.
Впереди прыгал на дороге ушастый зайчишка. Ослепленный неожиданным светом, он смешно и неуклюже подпрыгивал на одном месте, точно у него спустились штанишки и мешают бежать.
Петя Носик направил машину прямо на него.
Перепуганный заяц скакнул влево, но сейчас же повернулся и запрыгал назад.
Добежал до канавы и опять чего-то испугавшись, отскочил на середину широкой дороги.
Петя, ловко играя баранкой руля, гонялся за зайцем из стороны в сторону.
«Жжип!» — машина чуть-чуть было не задела его колесом.
Но заяц сделал отчаянный, какой-то нелепый прыжок боком — и сразу пропал в темноте.
Петя Носик хохотал.
Виктор Степанович бормотал себе под нос:
— …Тоже ночной гуляка! И чего их носит ночью на дорогу?
Километров тридцать мы проехали очень быстро. Проскочили две деревеньки.
Там уже спали; даже собаки не приветствовали нас лаем.
До места нашего привала осталось недалеко.
Вдруг я увидел: впереди на дороге блеснула узкая полоска ярко-ярко-зеленого пламени, исчезла, опять зажглась.
Что-то зловещее было в этом фосфорическом огоньке. И еще страшней он стал, когда вдруг распался на два круглых кружка, два пристальных фонарика-глаза.
— Зверь! — крикнул я.
Но его уже заметили Петя и Виктор Степанович. Петя разом схватился за рычаг: прибавить скорости. Виктор Степанович выхватил ружье из чехла.
Да, это был зверь, и недобрый зверь. Мы увидели его всего, когда он повернулся к нам боком, сверкнул в последний раз зелеными глазами. Оба огонька при этом быстром его движении слились в одну полоску.
Это был матерый волк. В ярком свете фар, возвышаясь над лесом полыни, он казался настоящим чудовищем.
Темно-бурая шерсть горбом встала у него на спине и груди. Морда блеснула белым оскалом зубов. Тяжелый толстый хвост поднялся на уровень спины, и зверь точно сразу вырос вдвое.
Всё это длилось одно мгновенье: волк быстро повернул и помчался от нас прямо по дороге.
Мы с Виктором Степановичем переглянулись и без слов поняли друг друга: стрелять, распахнув дверцу закрытого автомобиля, было невозможно. Вся надежда была на Петю.
Петя это и сам знал. Он только отрывисто бросил нам:
— Держись!
И мы понеслись.
Это было состязание между живыми мышцами дикого зверя и силой человеческой техники. Ставки были приблизительно равные: волк, проиграв, рисковал жизнью. Жизнью рисковали и мы: какая-нибудь яма на дороге, случайно попавший под колеса камень, — и мы разбились бы вместе с машиной.
По совершенно ровной дороге мы могли развить чудовищную скорость. И еще было у нас преимущество: мы не могли устать. Горючего было достаточно.
Но и у волка был свой козырь.
Дорога была не совсем гладкой, местами попадалась щебенка, местами неровности. Волку это не мешало, а машину задерживало.
Мы с Виктором Степановичем впились пальцами в спинку переднего сиденья. Перебегали глазами с волчьего хвоста на белый круг спидометра, где черная стрелка показывала скорость нашего движения. Мы ведь были только зрителями, хотя и мчались вместе с гонщиком и рисковали вместе с ним сломать себе шею.
Всё зависело от искусства Пети Носика — шофера.
Волк трусил от нас рысцой, и, казалось, небыстрой. Но это только казалось: стрелка спидометра прыгнула с цифры 20 к цифре 40, стала против нее.
Значит, мы мчались уже с быстротой сорока километров в час, — с быстротой лучших лошадей на бегах.
Волк продолжал уходить трусцой. Но расстояние между нами не уменьшалось.
— Гони! Гони! — сквозь плотно сжатые зубы страшным голосом хрипел Виктор Степанович.
Он был бледен. Петя еще наддал.
Волк и тут не перешел в галоп.
Ни разу он не обернулся. Да и не мог обернуться: так устроена его шея, позвоночный столб. Но, видно, хорошо знал, где мы: еще прибавил ходу, шел всё на том же расстоянии от машины.
Машина гудела и подскакивала. Нас трясло в ней, как от лихорадки.
— И-эх! — вырвалось у Виктора Степановича. Петя замедлил ход. Пошли ухабы.
