Обергатц нахмурился.
– Я – Яд-бен-ото! – выкрикнул он визгливым голосом. – Я поражу молнией богохульников, посмевших напасть на А-лур!
Минуту он бесцельно метался по комнате в дикой ярости, затем остановился перед рабыней.
– Пошли! – коротко скомандовал ей Обергатц. Она встала с пола, едва не обезумев от ужаса, что являлось привычным состоянием для тех, кто прислуживал немцу. Вдалеке раздавались выкрики:
– Яд-бен-ото здесь, с нами! Самозванец Дор-ул-ото в тюрьме!
Встало солнце, осветив лучами А-лур, а Я-дон все еще находился у ворот дворца. Старый вождь ждал прибытия Та-дена, но проходил час за часом, а тот все не появлялся. Вдруг на стене дворца возник Лу-дон, следом за ним показался Мо-зар и еще какой-то человек с длинными волосами, с перьями и цветами на голове. За его спиной выстроились младшие жрецы, принявшиеся громко кричать:
– Бросайте оружие! Сдавайтесь! Это Яд-бен-ото! Дор-ул-ото самозванец! Он брошен в темницу! Из рядов Я-дона послышался голос:
– Мы вам не верим! Покажите нам Дор-ул-ото!
– Хорошо! – отозвался Лу-дон. – Если я не покажу его вам до заката солнца, ворота будут открыты, и вы сможете беспрепятственно войти во дворец.
Он повернулся к одному из жрецов и отдал краткое распоряжение.
Тарзан обошел свою камеру. Он упрекал себя за горячность, которая привела его в ловушку. Но мог ли он поступить иначе? Он недоумевал, каким образом им удалось выкрасть Джейн из Я-лура. И тут вспомнил того воина, который нес ее в коридоре. Лицо обидчика показалось ему до странности знакомым. Тарзан стал припоминать, где мог с ним встретиться, и наконец сообразил. Человек этот присоединился к отряду Я-дона около А-лура.
Но кто он такой? Тарзан чувствовал, что видел этого человека некогда раньше.
Вдруг послышались удары гонга, топот ног, крики. Тарзан понял, что его отряд обнаружен и что началось сражение.
Досадуя на то, что не может принять участия в битве, он принялся выламывать дверь, но та не поддавалась. Тогда он стал ходить взад-вперед, словно зверь, посаженный в клетку.
Проходили минуты, минуты слагались в часы. Издалека доносились отголоски битвы. Тарзан невольно засомневался в успехе Я-дона.
Глядя на потолок, Тарзан напряг зрение. Кроме отверстия, сквозь которое проникал тусклый свет, там было что-то еще. Он подошел поближе и обнаружил веревку, свисавшую с потолка. Ему показалось, что ее там раньше не было, хотя, с другой стороны, из-за темноты он вполне мог ее не заметить.
Веревка висела на уровне поднятой руки; Тарзан потянул ее, проверяя на прочность, затем отпустил, опасаясь подвоха. Так он проделал несколько раз, напоминая своими действиями поведение дикого животного в подобной ситуации. Всякий раз он прислушивался, не раздастся ли наверху какой-нибудь звук.
Наконец он решил рискнуть и повис на веревке, пошире расставив ноги, чтобы в случае падения не угодить в ловушку в центре помещения. Затем медленно, осторожно стал подтягиваться на руках.
Все ближе и ближе становился потолок. Через минуту он сможет выглянуть из отверстия.
Тарзан уже приготовился ухватиться за край отверстия, как вдруг что-то захлестнулось вокруг его рук, и он повис в воздухе. Через секунду Тарзан почувствовал, что его тянут вверх.
Оказавшись на свету, Тарзан увидел, что находится в комнате, но не один, а в обществе жреца со страшной маской на лице, который держал в руках кожаные ремешки. Откуда ни возьмись на Тарзана накинулось несколько человек, связавших его по рукам и ногам. Он не мог оказать сопротивления, ибо руки его сковывала кожаная петля.
Битва продолжалась, а Та-ден все не шел. Силы Я-дона убывали.
В это время доставили связанного Тарзана.
– Вот он, самозванец! – завизжал, брызгая слюной, Лу-дон.
Обергатц, рассудок которого окончательно так и не прояснился, посинел от страха и неожиданности при виде величественной фигуры Тарзана. Теперь он снова увидел его, но не во сне, что часто бывало, а наяву. В сновидениях же Тарзан постоянно являлся ему как мститель, расправляющийся с капитаном Шнайдером, старшим лейтенантом фон Госсом и многими другими.
Обергатц словно не видел, что Тарзан связан, а значит, не представляет опасности. Он залопотал какую-то несуразицу, и Лу-дон понял, что в таком состоянии его вряд ли кто воспримет как бога. Из этих двух лишь Тарзан годился для роли всевышнего, но этого нельзя было допустить.
И тогда Лу-дон приблизился к Обергатцу и прошептал:
– Ты – Яд-бен-ото. Заяви во всеуслышанье, что он не сын тебе.
Немец очнулся.
– Я – Яд-бен-ото! – закричал он пронзительным от страха голосом.
Тарзан посмотрел ему прямо в глаза.
– Вы немец. Лейтенант Обергатц, – сказал он на чистейшем немецком. – Последний из тех троих, кого я так долго искал. Наконец-то бог свел нас вместе.
Обергатц увидел обращенные к нему вопросительные взгляды, воинов, стоявших лицом к лицу с противником, и разум его прояснился. Он понял, что промедление для него смерти подобно.
Громким, грозным голосом, каким он привык отдавать команды, Обергатц возвестил:
– Я – Яд-бен-ото! Это существо не мой сын! Он умрет на алтаре от руки бога, которого оскорбил. Пусть это послужит уроком для всех богохульников. Уберите его с моих глаз. А как только солнце будет в зените, благоверные соберутся перед алтарем и смогут лицезреть кару божественной десницы.
Обергатц воздел руки к небесам.
Тарзана увели прочь, а Обергатц обратился к воинам, стоявшим у ворот:
– Бросайте оружие, воины Я-дона! – возопил он. – Иначе я поражу вас молнией! Тот, кто послушается меня, будет прощен. Бросайте оружие!
Воины Я-дона заколебались, нерешительно поглядывая на своего вождя. Тот бросился вперед с криком:
– Только трусы и предатели способны на подобную измену. А те, кто предан Я-дону, не склонятся перед Лу-доном и лже-богом. Принимайте решение!
Кое-кто побросал оружие и нетвердой походкой вошел во дворец. Верные воины остались с Я-доном. Битва возобновилась, протекая с переменным успехом.
Близился полдень, а Та-ден все не шел. Битва стихла. Я-дон был вынужден сдаться в плен.
– Отведите его в храм! – приказал верховный жрец. – Пусть полюбуется на казнь своего сообщника, а там, глядишь, Яд-бен-ото велит и его самого прикончить.
В храме толпился народ. В центре стоял Тарзан, связанный по рукам и ногам, рядом – его жена. Повернувшись к Джейн, Тарзан кивнул на Я-дона.
– Это конец, – произнес он. – Я-дон был моей последней надеждой.
– По крайней мере, мы нашли друг друга, Джон, – отозвалась она, – и последние дни жизни провели вместе. Я молю лишь о том, чтобы меня не оставили в живых после твоей смерти.