поток воздуха был не столь стеснен. Я попросил смотрителя снова продвинуть эндоскоп внутрь, пока он не коснется полипа. «Стоп!» — сказал я, отвел глаз от окуляра и поглядел на цифры на трубке. Сорок пять сантиметров. Полип находился на расстоянии, равном длине моей вытянутой руки.
Я вынул инструмент и выключил подсветку. Небольшая инъекция противоядия в ушную вену — и через три минуты Элли снова была на ногах.
— Как вы собираетесь извлечь опухоль, доктор? — спросил смотритель голосом человека, потерявшего рассудок от горя. Они с Элли были неразлучными друзьями.
— Подумаю, — ответил я. — Одно могу сказать наперед: едва ли мне удастся извлечь ее из ноздри. Эндоскоп не проходит через заблокированное место. Кроме того, у меня нет идеи, какова его «шейка», а именно то, чем он прикрепляется к стенке хобота.
— Но вы же должны что-то сделать, доктор! — Йоркширский парень был мастак в деле ухода за слонами, хотя я сомневаюсь, бывал ли он хотя бы в Лондоне, не говоря уже об Индии или Африке. Глаза у него блестели от слез. — Ну придумайте же что-нибудь!
— Сделаю, — ответил я. — Но мне нужно хорошенько поразмыслить. Я приду к тебе чуть позже.
Элли снова издала громоподобный звук, когда я вышел из слоновника. Так что же с этим делать? Я никогда не сталкивался ни с чем подобным прежде.
Я отправился к себе в контору, заварил чаю и уселся у окна, залюбовавшись милым пейзажем долины Пикеринг. «Как мне вылечить твой хобот, Элли? — спросил я себя. — Ничего смешного. Абсолютно ничего смешного», — ответил я сам себе.
Был только один возможный подход: вскрыть хобот и извлечь оттуда полип. Я никогда в жизни не делал ничего подобного, не приходилось делать этого и никому из тех, кого я знал. Хобот слона представляет собою великолепную структуру, содержащую, как говорят, сорок тысяч мускулов и сложную сеть кровеносных сосудов и нервов. Я видел несколько слонов с параличом хобота, когда хобот внезапно теряет всю свою силу и животное лишается возможности подносить ко рту пищу. Предполагается, что этот паралич вызывается повреждением одного из черепных нервов, где он выходит из отверстия под глазом. Что, если я нанесу повреждение нервам и своими действиями вызову постоянный паралич? Мне никогда не приходилось сталкиваться с подробной анатомической картиной нервной системы хобота слона. За семнадцать лет до этого мне приходилось рассекать носы лошадей, коров, овец и собак в анатомическом театре в Глазго, на Баклейч-стрит, но в данной ситуации этот опыт был мне мало чем пригоден.
Наконец я кое-что придумал. Я вернулся в слоновник и увидел, что смотритель сидит на куче соломы, поглаживая хобот слонихи и тихо приговаривая:
— Милая, все будет хорошо. Мы починим тебя как часы. Починим тебя как часы, — бормотал он. Его лицо было бледным и залито слезами.
— Сегодня и завтра можешь легонько покормить ее, — сказал я. — Пусть придет в себя после анестетика. А вот послезавтра не корми и ограничивай в воде. На следующий день, а именно в воскресенье, я прооперирую ее. Я начну в семь утра.
Лицо смотрителя слонов мгновенно преобразилось. У него посветлели глаза и на губах возникла слабая улыбка.
— О, спасибо, доктор, спасибо! — Он вытянул вперед руку, и на мгновение мне показалось, будто он хочет пожать мою. — Это будет так здорово!
К субботнему утру я дюжину раз шаг за шагом продумал операцию. Кровеносные сосуды могут встретиться в самых неожиданных местах, но это еще полбеды — их можно зажимать, используя лигатуры. Иное дело — нервы. Чтобы свести к минимуму риск повреждения, постараюсь не делать поперечных сечений хобота: все разрезы скальпелем пойдут вдоль. Потери крови будут незначительными для столь огромного животного. Анестезия препаратом М-99 проверена, надежна и безопасна. Едва ли удаление полипа могло затянуться надолго. Другая ноздря не была заблокирована, а рот вообще не затрагивается в ходе операции. Проделав эту операцию мысленно, я в конце даже почувствовал некий прилив оптимизма. Только слабый внутренний голос напомнил мне об имевших место в прошлом случаях из моей практики, что поведение животных может оказаться совершенно неожиданным и выкинуть пренеприятные сюрпризы. Так, например, одного волка хватил удар, когда я всего-навсего сделал ему инъекцию витамина В12.
Я анестезировал Элли, как прежде, и, когда она легла без сознания, я принес небольшой столик и поставил возле ее головы. Накрыв его стерильной скатертью, я разложил свои инструменты. Оперирование столь крупных животных самое правильное проводить в тех помещениях, где они живут, — конечно, там не создашь условий, как в операционном зале, но за годы моей практики у меня было удивительно мало случаев развития послеоперационных инфекций. Я тщательно вымыл руки йодистым обеззараживающим средством в ведре теплой воды и подготовил кожу хобота Элли, промыв ее сперва бетадином, а затем этиловым спиртом. Кожа слона всегда покрыта пылью и грязью. Смотритель сидел у изголовья слонихи, поглаживая ее; по нему было видно, что он в напряжении. Я вычислил, где находится полип, отмерив сорок пять сантиметров стальной рулеткой от кончика хобота. Одним движением скальпеля я сделал разрез длиной около четырех дюймов. Кровь хлынула из слоя обнажившихся мускулов, и я начал рассекать наиболее крупные кровеносные сосуды. Затем я рассек следующий слой, определил, как пойдет поток крови, и рассек ткань вдоль острыми лезвиями ножниц. Передо мной открылась бледная внешняя поверхность ткани ноздри. Я аккуратно вскрыл ее — вот там-то и находился полип, удлиненная розовая опухоль с закругленными концами. Ее можно было бы принять за кусок несваренной свиной колбасы. Я запустил под нее свой указательный палец и нашел, где она прикрепляется к ноздре, — короткой шейкой толщиной в карандаш. Следующим этапом было обвязать шейку кетгутом [33], тщательно перетянуть, а затем туго завязать лигатуру. Вот теперь можно было вытащить полип через разрез.
— Что он тут делал? — спросил я смотрителя, кинув ему полип; он поймал его одной рукой и поглядел на него с большой улыбкой на устах.
Теперь настало время зашивать рану. Я наложил на мышечные слои шов кетгутом и в заключение закрыл толстую кожу стежками нержавеющей стальной проволоки. Сев на пятки, ибо всю работу я проделывал, стоя на коленях, я впервые заметил, что Элли больше не издает «непристойного» звука. Оставалось только посыпать рану порошком сульфонамида для защиты от мух, ввести пациентке в окорока большую дозу антибиотика и противостолбнячной сыворотки, и в конце, как и прежде, противоядие.
Первые признаки нейтрализации М-99 наступили через минуту после введения противоядия в ушную вену. И тут — о чудо! —
