Но вот в жизнь этих людей вторглось золото. Кваюнге, вождю племени нанаев, принесли питаузу золота, зашитого в шкуру.
Золото в этом краю добывали издавна, но только для украшений.
Кваюнга приказал своим соплеменникам добыть много золота, чтобы этим возвеличить себя перед другими вождями: отлить из золота любимого коня и его сидящим на коне.
Нанаи рыскали по тайге в поисках золота. Сын Кваюнги, Айжинь, нашел столь много золота, что его можно было выгребать из ям лопатами.
Кваюнга и его конь были отлиты во весь рост. Тысяча воинов занесли статую великого вождя и бога этой земли на самую высокую сопку, водрузили на золотой постамент. Кваюнга стал так велик, что его скоро назвали Исцеляющим. Шли к статуе больные и немощные, молили золотого Кваюнгу исцелить их. И он исцелял, возвращая людям здоровье и силу.
Айжинь, который нашел золото, просил отца, чтобы и его отлили в золоте у ног отцовского коня. Но отец обругал сына и отправил в крепость, где он бы охранял землю и покой великого князя.
Вождь племени мулунь был болен глазами. Поехал к статуе Кваюнги со своей красавицей женой, чтобы тоже исцелиться. Но как только посмотрел Хунла на статую, тотчас же ослеп.
Кваюнга, увидев эту статную, высокую женщину, упал к ее ногам, стал просить, чтобы она была его женой.
— Я прикажу отлить тебя из чистого золота у ног своих, ты своим прекрасным ликом будешь озарять всю долину.
— Я хочу, чтобы ты лежал у моих ног, как лежишь сейчас, а я бы сидела на твоем золотом коне, — ответила с усмешкой Хаули.
— Я тебя возьму силой! — закричал Кваюнга.
— Силой можно брать только крепости, но не женщин. Или ты у моих ног, или я не твоя жена.
Уехала Хаули и увезла своего слепого князя. И скоро собрала большое войско и объявила войну Кваюнге, чтобы самой сесть на золотого коня.
— Когда женщина берет меч, она может обрезать свои нежные пальчики, — засмеялся Кваюнга. Но один из его мудрецов возразил:
— Когда женщина берет меч, а к мечу прикладывает свою красоту, она может покорить весь мир.
Кваюнга приказал отрубить мудрецу голову. Хотя позже об этом пожалел. Хаули шла войной. Ворота главной крепости, что высилась на перевале, без боя открыл Айжинь. Он сразу полюбил Хаули, согласился лежать под копытами золотого коня.
— Хорошо, — сказала Хаули, — ты будешь моим мужем, когда принесешь неразумную голову своего отца, чтобы я могла повесить ее на свой жемчужный пояс.
Хлынули воины Хаули в долину, сокрушая все на своем пути. Кваюнга пребывал в страхе и смятении. Он приказал снять с горы Кумира-Исцелителя, затем приказал перекрыть русло реки, закопать туда золотого, истукана, снова пустить воду в старое русло. И те, кто отводил воду, и те, кто хоронил статую, были убиты, а тех, кто убивал работников, зарезал кривым ножом Кваюнга. Теперь о месте захоронения статуи знал только он один.
И все же Кваюнга решил дать сражение. Но оказался плохим воином, красавица Хаули разбила его наголову и погнала остатки войска на большую реку. Воины, самые преданные и влюбленные в Хаули, искали тем временем золотого кумира. Все перерыли, но не нашли. Айжинь был с ними.
Хаули не догнала Кваюнгу. Вернулась назад. Айжинь припал к ее ногам, ждал ответной ласки. Но Хаули выхватила меч и отсекла голову предателю. Подняла ее перед воинами и сказала:
— Кто изменит своему народу, того ждет такая же позорная смерть. Смерть от руки женщины! — бросила голову под ноги воинам.
Вождь Удага тоже пошел войной на Хаули, посчитал, что она ослабла от войны, победит, сделает ее женой. Но ошибся. Когда женщина терпит неудачу, она делается злой и сильной.
И в первом же открытом бою побежали воины Удага. Страшно было видеть Хаули, мечущейся по полю брани, разящей своим мечом побежденных. Взят был в плен Удага, Хаули отрубила ему голову и повесила на пояс. Еще бы повесить рядом голову Кваюнги!
Пошла Хаули по большим и малым крепостям удага. Защитников убивала до единого. Если Чингуз Великий щадил мастеров и красивых девушек, то Хаули никого не щадила. Она решила перебить всех удага, затем пленить Кваюнгу, вырвать у него тайну захоронения золотой статуи.
Хаули брала последнюю крепость, что стояла в этой долине. Хоть и не было в живых Удага, но крепость долго не сдавалась. Здесь ее ждали, поэтому натесали гору каменных ядер, приготовились к долгому бою. И был бой. На головы воинов лили смолу и горящий жир, который матери вытапливали из тел детей, погибших от жажды, метали катапультами ядра.
Внезапно, в разгар осады, заболела черной оспой Хаули.
Она знала, что умрет. Приказала своим воинам убить ее, отрубить голову и передать в осажденную крепость. Обрадовались удага, передавали из рук в руки голову злой Хаули, не зная, что и мертвая, она несла им смерть. И пошла косить людей черная смерть. Разбегались войны Хаули, бежали в тайгу и защитники крепости, разносили по всей земле черную оспу.
— Так загубили свой народ Кваюнга, Удага, Хаули. Никто не убирал трупы, уцелевшие сидели в тайге и ждали смерти. Заросли пашни, сровнялись с землей крепости. Остались только мы. Но нас так мало, как шишек после бури на кедре. Мы слабы и трусливы, как дети. Десять хунхузов легко могут ограбить нас, увести жен. Перед сильным всегда робеет слабый, но стоит слабому победить сильного — и он станет сильным, — закончил легенду Алексей.
— Вместе мы будем сильными. Будем друг другу помогать, — поклонился Андрей. — Две руки — не одна.
Тинфур принес длинное кремневое ружье и разные принадлежности к нему, сказал:
— Иван завещал вернуть вам ружье.
— Мы дарим тебе, Алексей, это ружье на вечную дружбу, на память долгую, пусть оно разит врагов наших.
Тинфур с поклоном принял подарок. Отнес ружье в избу. Русские пообещали дать пороху и свинца.
В полночь друзья ушли по тропе. За ними трусило пять собак.
Шли долго, подсвечивала луна, тоскливо кричали ночные птицы, всхрапывали кони, высекая искры из камней подковами, шамкали легкие ичиги, улы.
С зыбким рассветом подошли к стенам мертвого города. Рассвет ширился. Дрогнули туманы и скатились с сопки…
И тут что-то неуловимое дзенькнуло, проплыл тихий звон. Затем послышался чей-то напев. Слух едва улавливал рождающуюся мелодию. Потом полилась тихая музыка. Музыка рассвета, музыка в память тех, кто спит долгим непробудным сном… Тихо. И в эту музыку ворвался вдруг протяжный стон. То ли простонало надломленное бурей дерево, то ли стенали души тех, кто не был предан земле…
Вспыхнула заря. И снова прокатился стон. Даже собаки зарычали. Кто-то призывал к мщению. Но кому мстить, когда смерть, сравняла всех.
