Лишь однажды в организме магнитофона обнаружилась серьезная неполадка, и вот тут верный джип проявил себя во всей красе. Мы попали в крайне неловкую ситуацию: вся деревня собралась, чтобы петь для нас. Я торжественно нажал кнопку записи, но микрофон не улавливал ни звука, пораженный внезапной глухотой. Удары кулака не возымели никакого действия, я начал разбирать проклятую машину, орудуя кончиком паранга в качестве отвертки. Вскрытие показало, что магнитофон на сей раз не дурил: у него действительно каким-то мистическим образом оборвалась внутри важная проволочка. В довершение беды она оказалась слишком короткой, чтобы соединить порванные концы. Конечно же, другой проволоки у нас не нашлось. Я поднял глаза на старосту, готовясь извиниться и отменить концерт, как вдруг мой взгляд упал на стоявший рядом джип. Под его передней осью болталось нечто, чего раньше не было, — длинная желтая проволочка. Мне не удалось определить, к чему она прикреплялась, но нижний ее конец свободно висел. Я отрубил парангом пятнадцать сантиметров проволоки, не без труда подсоединил ее к магнитофонной, собрал в строгом порядке все детали, и машина заработала, причем отлично! Этот акт самопожертвования со стороны преданного джипа должен был послужить укором строптивому магнитофону и призвать его к более пристойному поведению.
Мы настолько уверовали в способности джипа, что, когда пришло время прощаться и уезжать из кампунга, у нас не было и тени сомнений в благополучном возвращении в Баньюванги. Но прошло чуть больше часа, и машина начала трястись и спотыкаться на ровном месте, а левое переднее колесо отчаянно завибрировало. Мы вылезли, посовещались, и Чарльз отправился под машину. Он вылез заляпанный маслом и грязью, чтобы сообщить неприятную новость: четыре болта, соединяющие рулевую колонку с передним колесом, окончательно развалились от тряски но немыслимым дорогам. Каждый болт просто-напросто сломался попонам.
Дело принимало нешуточный оборот. Ехать дальше было опасно: первый же крутой поворот окажется не по зубам. Ближайшая деревня находилась в десяти милях, а ближайший гараж — в Баньюванги. И вот тут наша фантастическая машина вновь продемонстрировала неистощимость своих ресурсов. Когда Чарльз лежал под ней, перебирая замасленные металлические обломки, он приметил ряд болтов аналогичного калибра в нижней части шасси. Четыре из них он отвинтил. Мы почему-то решили, что они не несут никакой особой нагрузки. И действительно, джип никак не отреагировал на их отсутствие. Чарльз полез под переднюю ось уже с болтами. Из-под машины долго неслись удары молотка и тяжкое сопение, но обратно он появился сияющей улыбкой: болты подошли.
Мы завели мотор и двинулись вперед. Осторожно миновали следующий поворот. Дальше дело пошло уверенней, и вечером того же дня мы въехали на полной скорости в Баньюванги. Впереди нас ждали остров Бали и многие мили дорог ничуть не лучше тех, что мы уже одолели, а далеко не юный, но прекрасный джип возвращался к месту приписки. Нам оставалось лишь принести ему свои извинения за то суровое обращение, которому он подвергся во время путешествия по Яве.
Бали во многом отличается от соседних островов, и причину тому следует искать в его истории. Тысячу лет назад Явой, Суматрой, Малайзией и Индокитаем правили цари-индуисты. Столица находилась на Яве, царская власть то укреплялась, то ослабевала, и в результате Бали становился либо вассалом Явы, либо независимым государством.
В XV веке острова попали под власть императоров династии Маджапахита. К концу их правления мусульманские миссионеры начали насаждать на Яве новую веру. Вскоре местные князьки стали принимать ислам и провозглашать свою независимость от индуистов Маджапахита. На островах вспыхнула гражданская война, и, как гласит один источник, священник последнего императора предсказал ему конец царствования династии Маджапахита к концу сорокового дня. На сороковой день император приказал приверженцам похоронить себя живым. Его сын, молодой принц, опасаясь фанатизма своих сограждан-мусульман, сбежал на Бали — последнюю из оставшихся колоний, прихватив с собой весь императорский двор. Так на Бали перекочевали с Явы лучшие музыканты, танцоры, художники и скульпторы, оказавшие глубокое влияние на весь облик и культуру острова; вполне возможно, что эта миграция явилась одной из причин поразительной одаренности сегодняшних балийцев, у которых искусство вошло в плоть и кровь. Несомненно также и огромное влияние индуизма, которому следуют жители острова; религия глубоко проникла во все сферы жизни, определяя все — от облика деревень до одежды и правил поведения. Более того, балийский индуизм, отделенный от своего индийского прародителя барьером мусульманства, развился в совершенно особый вариант.
Мимо нас проплывали очаровательные деревушки, плодородные поля, плантации пальмовых и банановых деревьев; как и всем приезжающим на Бали, нам казалось, что мы попали в райский уголок, воплощение мечты об идеальном тропическом острове, где люди красивы и дружелюбны, земля богата, деревья изобилуют плодами, где вечно светит солнце и человек наконец-то слился в полной гармонии с щедрой и благодатной природой.
Дорога была замечательной, можно было только радоваться, что мы избрали именно этот путь. Большинство людей попадают на остров самолетом и оказываются в крупнейшем городе Бали — Денпасаре. Мы добрались до него поздно вечером и поняли, что это место весьма далеко от того, чтобы именоваться райским. В городе полно кинотеатров, машин, гигантских отелей, сувенирных лавок, а перед главным отелем сооружен бетонный помост, где посетители, удобно устроившись в креслах-качалках и попивая виски с содовой, могут полюбоваться танцевальными представлениями.
В Денпасаре помимо всего прочего расположено внушительное число контор и учреждений, и почти во всех мы должны были зарегистрироваться. Но нам повезло: с помощью Супрапто удалось очень быстро покончить со всеми формальностями. Мы познакомились с ним еще в Джакарте, где Супрапто работал на радио. Он считался крупным специалистом в области балийской музыки и танцев, долгое время служил антрепренером танцевального ансамбля, гастролировавшего по всему свету. Он очень точно определял разницу характеров жителей Запада и Востока и оказался одним из немногих встреченных нами индонезийцев, понимавших, в какое отчаяние вгоняли нас бюрократические сложности. Супрапто вызвался сопровождать нас в поездке по Бали, и только теперь мы начали понимать, насколько нам повезло.
