Алан Маршалл - Мы такие же люди

Австралиец был высокого роста, с коричневой кожей и шапкой вьющихся волос. Его красная набедренная повязка резко выделялась на темном фоне катера, где он стоял. Подобно заграничной наклейке на чемодане яркая повязка наводила на мысль о пагодах, пальмах и дальнем плавании.

Я стоял на пристани Ред-Айленд-Пойнт (полуостров Кейп-Йорк) на самом севере Австралии. Катер отправлялся на остров Четверга, до которого было двадцать две мили. Он то поднимался, то опускался на волнах, набегавших из Торресова пролива.

Австралиец широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов. Он сделал несколько шагов по палубе и протянул мне руку. Я заметил, что кожа на ладони была совсем светлая. Его пальцы обхватили мое запястье, словно щупальца обитателя морских глубин; когда я прыгнул вниз, он подхватил меня на лету.

Я пошел на корму и сел у поручней, упираясь руками в брезентовый тент, прикрывавший трюм. Брезент тянулся до рубки.

Капитан катера завел мотор. Абориген в красной набедренной повязке взобрался на крышу рубки и уселся там, скрестив руки; его могучая спина блестела под жаркими лучами тропического солнца.

Мотор заработал. Вода за кормой забурлила. С севера по горизонту вырисовывались голубые призрачные острова; над ними нависла громада кучевых облаков - предвестников сезона дождей. Вот уже несколько дней, как эти облака повисли над цепью гористых островов. Время от времени слышались далекие раскаты грома, а ночью в небе вспыхивали молнии. Через несколько недель облака затянут все небо. Налетит шквал, заставляя деревья дрожать и гнуться, а потом прольется благодатный тропический дождь. Так здесь наступает сезон дождей.

Подобно расшалившемуся ребенку, катер затеял шумную игру с морем. Он подставлял свой тяжелый нос набегающим волнам и принимал удары каждой волны, словно грубоватые шлепки товарища по играм.

Абориген на крыше рубки сидел неподвижно. Он напоминал носовое украшение корабля. Одна его нога свисала вниз, исчезая в открытом люке. Он упирался подбородком в колено другой ноги.

Приподняв брезент, я заглянул в рубку. Огромная темная ступня аборигена покоилась на рулевом колесе, пальцы сжимали одну из спиц. Абориген орудовал большим пальцем ноги с удивительной легкостью, быстро двигая им или задерживая его в определенном положении, словно выполняя чью-то команду. Удерживал ли он колесо от вращения, или отпускал его, - катер неизменно противостоял натиску волн.

Я опустил брезент и стал рассматривать деревья и скалы острова Энтранс, мимо которого лежал наш путь. Волны разбивались о скалы, под горячим солнцем ^трепетали темные тени деревьев. Остров, покрывающийся в сезон дождей зеленью, сейчас излучал палящий зной.

В 1849 году в эти воды вошел английский двадцативосьмипушечный военный корабль "Рэтлснейк". Капитан Оуэн Стэнли решил сойти на берег. Ученый Томас Гекели рассказывает, что, когда они высадились, из зарослей выбежала нагая белая женщина. Женщину звали Барбара Томсон. Четыре года назад она, ее муж и еще четверо мужчин вышли в море, чтобы разыскать остов разбитого судна, рассчитывая спасти груз. Мужчины затеяли ссору, лодка затонула у острова Энтранс. В живых осталась одна Барбара. Ее спасли островитяне, а один из них, по имени Борото, взял в жены.

Итак, перед нами была родина Борото - аборигена, который взял в жены белую женщину. Теперь остров безлюден. На родине Борото не слышится человеческая речь. Безлюден и остров Принца Уэльского, где некогда тоже жили люди. Опустели и все другие острова, которые лежат к северу.

"Белые люди, - сказал мне позднее темнокожий мальчик, - приходят на наши острова, как болезнь. Они не остаются. Они приходят и уходят. А после них приходит Смерть и поселяется среди нашего народа. Ее лицо - лицо белого человека. Скоро на этих островах никого не останется. Тогда белые люди перестанут сюда приезжать. Они отправятся в другие места, где темнокожие сильны и здоровы. И темнокожие там вымрут, как мы".

Остров Энтранс молчал. Ведь остров без жителей - это остров без голоса. Сто лет назад, когда здесь жил Борото, Энтранс мог говорить устами его племени. Словно погруженный в тяжелое раздумье, остров не видел нашего катера, уверенно рассекавшего волны.

Но вот Энтранс остался позади. Встречая открытое море, наш "Дельфин" встал на дыбы, как лошадь. Я уцепился за поручни. Катер тяжело приподнимался, неохотно преодолевая сопротивление ветра и свистящих волн, затем скользил вниз, на мгновение замирая в голубовато-зеленых впадинах моря.

Рулевой по-прежнему орудовал ногой, направляя катер. Он сидел на крыше рубки все в той же позе и напряженно смотрел перед собой, остерегаясь рифов и мелей. Он казался олицетворением той силы, которая заставляла нас скользить по волнам; он словно управлял и ветром и морем.

Когда нос катера поднимался навстречу волне, фигура рулевого взмывала вверх подобно ястребу. Его коричневый торс и красная набедренная повязка раскачивались на фоне облаков, как если бы он сражался с насыщенным влагой ветром. Затем катер скользил вниз, и рулевой, мелькнув на фоне мангров {Мангровые леса, или мангровы, - растительность низменных, затопляемых тропических побережий. Характерная особенность мангров - наличие разветвленных, погруженных в ил корней. Наиболее распространенное растение мангров - ризофора (Rhizophora mucronata). - Здесь и далее прим. ред.}, окаймлявших остров Хорн, раскачивался внизу, на фоне морской синевы.

Мне казалось, что рулевой должен сгибаться и распрямляться в такт движениям катера; если его могучие мускулы перестанут напрягаться, судно перестанет двигаться вперед. Но нет - он неподвижно сидел на своем месте с невозмутимым видом. Когда он взмывал над гребнем волны, на него обрушивался дождь белых брызг. Мы вошли в пролив Боут между островами Хорн и Принца Уэльского, где ветер уже не подстегивал обессилевшие волны. Они устало катились, сталкивались друг с другом и откатывались назад. Катер легко рассекал их.

Желтые и оранжевые листья ризофор покачивались на поверхности воды, вытянувшись волнистыми линиями; временами они исчезали в бурлящей пене.

По берегам острова Хорн ризофоры стояли в воде. Насыщенная влагой поросль висела над поверхностью моря на корнях. Между рядами деревьев протоки выносили в море ил. На образовавшихся отмелях виднелись следы крокодилов.