Рыжая злорадно хохотала.
— Ага, попался! Ага! — кричала она над самым ухом невыносимо пронзительным, торжествующим голосом. — Одного держу, другой убег!.. Скорее, Петр Арианыч!
Я отмахнулся от девчонки, угодив ей, кажется, в нос и вскочил на ноги. Но сильная рука придержала меня за шиворот.
— Подожди, голубчик, — сказал надо мной голос Петра Ариановича. — Как это ты попал сюда? Из рогатки тобой выстрелили или как?
Я зажмурил глаза.
— Вот оно что! Ладыгин Алексей? Странно!
Я открыл глаза. Петр Арианович смотрел на меня в упор, чуть прищурясь.
Рядом суетилась девчонка, продолжая цепляться за мой рукав.
— Вышла за вашим гостем двери закрыть, смотрю — а он у окна, — торопливо докладывала она, то и дело срываясь снова на визг. — Подглядывал в ваше окно. Я пугнула его раз от дома, а он…
— Как же, пугнула ты! — пробормотал я. — Мы сами не захотели, ушли.
— Да у тебя, брат, синяк, — вдруг сказал Петр Арианович. — Вон и кровь на руке. О порожек разбился? Тебя надо перевязать, умыть. Так?
— Так, — сказал я, ничего не понимая.
— Матери моей нету, в гостях, — сообщил Петр Арианович, пропуская меня внутрь дома. — Но мы сами, сами… Вот бинт достанем, йод…
Он принялся с грохотом открывать ящики комода.
— Где же йод, а?
— Двери вышла закрыть, — сказала девчонка, входя за нами следом и стряхивая снег со своего короткого ситцевого платья. — Глянула в щелку, а он у окна…
— Хорошо, хорошо. Йод подай!
Она подала йод и, обиженно поджав губы, помогла Петру Ариановичу размотать длиннейший бинт. Наверное, с большим удовольствием она задушила бы меня этим бинтом.
Потом девчонка ушла. Слышно было, как она бурчала себе под нос в соседней комнате. Вскоре на другой половине гулко захлопали двери.
— Сердитая! — улыбнулся Петр Арианович. — Значит, ты уже бывал здесь? А зачем?
Он сел на стул и посмотрел на меня. Некуда было деться от этого спокойного серьезно-вопросительного взгляда.
Можно было, конечно, попытаться убежать, но тогда Петр Арианович не узнал бы ничего о поведении Фим Фимыча. Я должен был предостеречь его.
Запинаясь, дрожа, не заканчивая фраз, я рассказал обо всем, что мы видели в окне. Петр Арианович выслушал меня, не прерывая, ничем не выражая своего удивления.
— Спасибо, не пропало ничего, — сказал он. Потом, поморщившись, добавил непонятно: — Я ведь знаю, кто он. Его подсылает ко мне инспектор училища…
Он задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Но ты сказал — мы. Кто же это — мы? Разве вас, таких вот взъерошенных мальчишек, еще много под окном?
— Еще один.
— Кто же?
— Товарищ мой.
— И сейчас там?
— Да.
— Небось убежал, — предположил Петр Арианович, взглядывая на меня исподлобья.
— Нет, не такой, — сказал я уверенно. — Не бросит товарища в беде.
Я подошел к окну. Мой взгляд встретился с испуганным взглядом Андрея. Он сидел на корточках под самой стеной и смотрел на меня снизу вверх.
— Сидит, — доложил я Петру Ариановичу.
— Вот как?
Петр Арианович с любопытством заглянул через мое плечо и вдруг захохотал — раскатисто, отмахиваясь от меня руками, вытирая слезы, выступившие на глаза. Я и не думал, что взрослый человек может так смеяться.
Он смеялся долго, пока опять не явилась девчонка и не принялась с ожесточением вытирать тряпкой пол, на котором блестели мокрые следы от моих сапог.
— Правильно, Лизочка, правильно! — рассеянно сказал Петр Арианович. — А то нам от мамаши попадет. Мамаша, знаешь, Ладыгин, строгая у меня!
Он придвинул ко мне стул.
— Ну, а все-таки, каким же ветром кинуло вас к моему окну?
Я подождал, пока девчонка ушла.
— Не верим взрослым, что они про вас говорят!
— А что взрослые говорят?
— Что вы не бывали нигде… На Севере не бывали, и вообще…
Петр Арианович стал серьезным. Помолчал.
— Правду говорят, — кивнул он. — На Севере не бывал.
Наверное, лицо мое стало очень несчастным, потому что он поспешил добавить:
— Но острова есть. Я нашел эти острова!
— А как же… — начал я.
Однако Петр Арианович поднялся со стула и положил мне руку на плечо:
— Вот и все на этом!.. Теперь домой, Ладыгин Алексей. Попадет тебе за синяк? Очень хорошо! Не будешь в окна подглядывать… Да, чтобы не забыть. В будущее воскресенье опять приходи. С верным товарищем со своим. Расскажу, как нашел острова…
И уже вдогонку сказал с крыльца:
— Только без шума и драки, пожалуйста!
Глава седьмая
ЗИГЗАГ НА КАРТЕ
Как странно все устроено на свете! Почему-то обязательно перед воскресеньем должны быть суббота, пятница, четверг, среда (мое вторжение к Петру Ариановичу состоялось во вторник). Хорошо бы перескочить через эти дни, чтобы воскресенье было завтра!
Но чудес, увы, не бывает. Проходит положенный срок, и вот, в праздничных гимнастерках, с обильно смоченными волосами — чтобы не торчали на макушке — мы с Андреем присаживаемся на краешек дивана, робко осматриваясь.
Вокруг — карты, множество карт: свернутые в трубку, развешанные на стенах, брошенные на стульях. В шкафах поблескивают красивыми переплетами книги — конечно, описания путешествий, и, наверное, с картинками.
А вот загадочный чан! В него налита вода, по краям закреплены какие-то маленькие вентиляторы. Вблизи он еще более непонятен, чем издали.
Заметив, что мы украдкой поглядываем на него, Петр Арианович делает гостеприимный приглашающий жест.
Оказывается, в чане можно воссоздать любое из морских течений. И это совсем не трудно.
Учитель географии кладет на воду вырезанные из фанеры листы. Что-то знакомое угадывается в их угловатых очертаниях. Ага! Это восточный берег Северной Америки, а это — западный берег Европы. Между ними — Атлантический океан.
Бойко затрещали вентиляторы, приводимые в движение рукой. Вода завертелась в миниатюрном “Мексиканском заливе”, потом веселая рябь побежала вдоль берегов “Америки” и быстро пересекла “океан”, ширина которого не более аршина.
— Гольфстрим, — пояснил Петр Арианович. — Модель зарождения Гольфстрима… Постоянно дующие от берегов Африки ветры пассаты нагоняют в залив нагретую воду, а отсюда она поднимается на северо-восток, к Баренцеву морю и к полюсу… Помните, я рассказывал на уроке? Да, водяное отопление Европы.
Он положил на воду листы, вырезанные уже иначе, и пустил в ход другую группу вентиляторов.
— Узнаете? Правильно! Тихий океан, течение Куросиво…
