— Владимир Юльевич, пойдем стрелять птиц к ужину!
Я пробуждаюсь. Да, все-таки эти пятнадцать лет были! Пинегина в Тихой нет. Он сейчас на Ново-сибирских островах, этот неугомонный полярник. А радиостанция? Красный флаг на корме „Седова“? Нет, все ново. И только базальт Рубини-Рок так же угрюмо неподвижен…
На поперечной перекладине исцарапанного медвежьими когтями второго креста вырезано:
И. А. ЗАНДЕРЗандер умер от цынги. Он, зная даже, что ему грозит смерть, отказался есть спасительное медвежье мясо.
…Самые сильные, лучше всех перенесшие полярную ночь, вынесли умершего.
Труп лежал на носилках, сделанных из старого паруса и весел.
— Мы не могли позволить себе роскошь похоронить Зандера в гробу. У нас не было топлива. Каждый кусок дерева на „Святом Фоке“ был дороже золота. Тело Зандера положили на собачью нарту и медленно двинулись к мысу, носящему теперь имя Седова.
Со „Святого Фоки“ раздался прощальный салют из китобойной пушки.
Журавлев вскочил на сочившуюся кровью тушу только что освежеванного им и Ушаковым медведя. Судовой доктор давно уж рассматривал в бинокль огромную полынью в проливе Меллениуса, в миле южнее Медвежьего мыса. Секунду назад он торжествующе вскрикнул:
— Моржи!
Журавлев вскочил на медвежью тушу, чтобы лучше видеть. Медвежья туша на ледяной покатой поверхности мыса давала все-таки больший кругозор. Второй день мы не возвращались на ледокол, ночуя в палатке на вершине мыса.
— Касатки[5] это! — опровергнул доктора Журавлев!
— Единорог! — удивленно опровергнул Журавлева Шмидт.
Переднее из плывших в полынье чудовищ, перевернувшись, высунуло круглую голову с огромным, спиралью изогнутым бивнем.
Мифический единорог древности. Нарвал. Да, это был он. Около шестидесяти нарвалов разных возрастов плыло вдоль полыньи. Взрослые были стального цвета с белым брюхом. Бока их покрывали неправильные коричневые пятна. Самые большие самцы достигали в длину трех с половиной метров. Весело сопя и фыркая, нарвалы резвились у краев полыньи. Гоняясь друг за другом, они выскакивали из воды, как гоночные лодки. Спиральные бивни то тут, то там торчали из воды.
— Брачные пляски, — высказал догадку Ушаков.
Это было похоже на истину.
По теневой стороне мыса, где снег был покрыт ледяной коркой, друг за другом мы скатились на береговой припай. Все чувствовали легкое волнение. Впереди была необычайная охота. Нарвалы — чрезвычайно редкие полярные животные. Среди торосов мы стали пробираться к полынье. Заметив нас, нарвалы с прежним увлечением продолжали любовные гонки. Наше появление на краю полыньи нисколько не обеспокоило их. Из-подо льда вынырнула приплывшая из соседней полыньи новая стайка нарвалов. Гулкие выстрелы боевых винтовок также не произвели на них никакого впечатления. Раненые нарвалы только издавали более громкие трубные звуки. Пули причиняли им мало вреда, застревая в толстом слое подкожного жира.
— А, дьявол!
Стоявшему на одном из торосов Журавлеву удалось подстрелить неосторожно приблизившегося самца с громадным бивнем. Заметавшись, нарвал протяжно ревел.
— Шлюпку, скорей шлюпку! — бросился к берегу Ушаков.
Но шлюпка была далеко. Пока ее доволокли по льду до полыньи, плававший кверху брюхом убитый нарвал уже погрузился в воду. Лишь огромное пятно нарвальей крови расплывалось на поверхности.
— Обидно, обидно! — пожалел Шмидт, делая первый прыжок с тороса на торос к берегу. — Музей Арктического института лишился редкого чучела единорога.
— На Северной земле сотню нарвалов добудем, Отто Юльевич! — шутливо утешал прыгавший за ним Ушаков.
В молчании мы начали обратный путь к палатке среди навороченных накануне сильным приливом торосов. Надо было снимать желтый жир с медвежьей шкуры.
…В проливе Меллениуса в надежде увидеть нарвала мы прожили в палатке на вершине Медвежьего мыса еще день. Нарвалья стая еще несколько раз заходила в полынью. Но ни одного нарвала убить опять не удалось. Медвежий мыс дал нам только две превосходных, белых, с нежным золотистым отливом медвежьих шкуры.
Винтообразные клыки нарвалов в древности принимали за бивни мифического животного — единорога. Бивням приписывалась чудодейственная сила. Из них делались скипетры королям и посохи архиепископам. В музеях бивни, как драгоценные реликвии, привешивались на золотых цепях. Бивень в средние века расценивался чрезвычайно дорого. Известен случай, когда в 1559 году венецианские купцы предлагали за рог нарвала, принадлежавший музею, тридцать тысяч золотых цехинов. На наши деньги это составляет сто сорок тысяч золотых рублей. Когда же мореплаватели Европы стали посещать полярные моря, произошло конфузное разоблачение. Рог „единорога“ оказался принадлежащим простому морскому животному. Ценность бивней упала в тысячи раз.
Бивни имеют одни самцы, — у самок их нет. Бивни употребляются нарвалами исключительно в любовных боях за самок. Таким причудливым орудием природа ограничила в правах размножения слабейших представителей рода. Нарвалы — млекопитающие животные, живут в полярных морях северного полушария. Они обитают между 79 и 81 градусами северной широты. Южнее полярного круга нарвалы спускаются как исключения. Известно только несколько случаев, когда их видели у северных берегов Европы.
Бивень выдается из верхней челюсти. Морда у нарвалов округла, как дыня. Жители Гренландии и других полярных стран охотятся за нарвалами из-за мяса. Из бивней выделываются различные костяные вещи. Но большого промыслового значения нарвалы из-за своей редкости не имеют. На архипелаге Франца-Иосифа они впрочем встречаются довольно часто.
Излюбленное место собак — около камбуза.
…Сегодня утром из-за плававших в бухте Тихой айсбергов опять раздались знакомые трубные звуки. За ближайшим к „Седову“ остроконечным айсбергом послышался плеск кувыркавшихся огромных тел.
— Нарвалы, братишки! — раздался с бака веселый крик.
Грохот лебедки смолк. Появление нарвалов, как и морских зайцев, было законным поводом для прекращения на несколько минут выгрузки.
Привыкший к стремительному бегу собачьих упряжек погонщика-каюра, Ушаков помчался вдоль левого борта за винтовкой. Арктический институт не потерял еще надежд на приобретение чучела нарвала.
Из узкого ледяного коридора, образованного двумя близко подошедшими друг к другу айсбергами, трубя, выплыло пять нарвалов. Самый маленький, выпрыгнув, упал на покатый край айсберга. Скатившись в воду, он бросился догонять плывшую уже у берегов Скот-Кельти стаю. Когда прибежал с винтовкой Ушаков, нарвалы мычали уже в заводи у Рубини-Рок.
