Рабочие чертежи систем и сами системы выполнялись также военными специалистами этой же верфи — это показательный случай активного применения принципов военного судостроения при насыщении парусной яхты отечественным оборудованием. Хотя в период проектирования никто даже не улыбался по этому поводу, напротив, было много оптимизма и всплесков энергии при скрещивании ежа со змеей. Это время, тем не менее, осталось в памяти как грандиозное строительство нашей общей мечты, с постоянным выездом из Москвы в Питер, многочасовыми планерками со строителями на «Северной Верфи» и ночным бдением в поисках Истины на квартире у Леши Старкова.
Длина корпуса — 22 м Длина по ватерлинии — 18 м Ширина в миделе — 5,6 м Водоизмещение — 70 т Площадь парусности — 300 м Корпус — сталь 5–8 мм Пять двухместных кают
«Урания» — так западные соседи русов называли восточные земли, которые, по их мнению, курировала планета Уран. Впоследствии на этих просторах сформировалась Россия.
Глава 3. Московский порожняк
«Мечта тоже нуждается в плетке,
ведь наше пребывание здесь быстротечно».
С. Пасенюк
Москва встретила нас ситуацией худшей, чем это можно было предвидеть, рассекая волны Атлантики. У «Авроры» исчез оптимизм по поводу своего же проекта «Глобальной инициативы», зампред Торговой Палаты России Евгений Зобов, с которым мы хорошо начинали год назад, принимал меня с рассеянным безразличием, тольяттинский «ВАЗ» не поддавался усилиям Артура Чубаркина… Нужно было искать новые связи, «копать» в других местах.
В момент осознания бесперспективности наших планов появился улыбчивый, подвижный молодой человек, один из руководителей Молодежной Морской Лиги. Звали его Марфутин Юрий. Он был из самого последнего поколения комсомольских работников верхнего звена, сумевших быстро адаптироваться к современным условиям российского рынка. Молодежной Морской Лиге досталась в наследство комната в десять квадратных метров на Старой площади, но любимым рабочим местом было Министерство морского транспорта, Дом Правительства, Дума. Юра демонстрировал виртуозную работу в стенах этих заведений, где работали связи и незыблемая твердь прошлых порядков. Марфутин водил меня по коридорам этих учреждений, и я серьезно полагал, что еще немного, и возникнет то железобетонное основание, на которое обопрется экспедиция. Но время шло, мы втягивались во все новые и новые мероприятия, которые лишь рикошетом задевали экспедицию. Марфутин готовил в Белом Доме фотовыставку по кругосветке «Крузенштерна» и собирал на это мероприятие представительный состав министерских работников и потенциальных спонсоров. Саму выставку должен был открыть вице-премьер Борис Немцов, в присутствии почти всей верхушки.
Схема была следующей: поздними вечерами мы проходили несколько километров по коридорам Белого Дома, в это время местный народ пребывал в расслабленном состоянии уже закончившегося рабочего дня и умиротворенном предвкушении отдыха. В это время Марфутин вылавливал клиентов не ниже начальников отделов, приглашал на выставку и представлял им капитана первой российской яхты, то есть меня, собравшегося в рамках Молодежной Морской Лиги еще раз прославить весь российский флот. Я отчаянно надувал щеки и успевал вставлять свои несколько слов, дополняя складную песню Юры Марфутина.
В свои грандиозные планы мы посвятили Степашина, зампреда Сысуева, министра финансов Уринсона и нескольких начальников отделов и могли благополучно ожидать результатов, если бы не мое предчувствие, что из всего этого ничего не получится.
На фотовыставке, которая все же состоялась, был представлен стенд нашей экспедиции, я сделал небольшой доклад, после чего, уже на фуршете, Зобов познакомил меня с Борисом Смирновым — владельцем торговой фирмы «Смирновъ», который пообещал финансовую помощь моей экспедиции. Речь шла о двадцати тысячах, которые могли бы закрыть самые большие дыры в теле «Трансглобальной». Это было первым положительным моментом всей эпопеи, затеянной Марфутиным. Второе — я получил практически бесплатный билет из любого города, обслуживаемого «Аэрофлотом», до Лиссабона с открытой датой возвращения в течение всего года.
Каждый мой день начинался со звонков Зобову, в «Аврору», в Питер, где шла комплектация путевых карт и лоций. И еще порядка пятнадцати установочных звонков. Потом я успевал на одну-две встречи, а часам к шести вечера мы встречались с Марфутиным в Белом Доме. Домой в Пушкино я добирался к ночи, часто злющий как собака, но Люда делала так, что я быстро «откисал» и был готов назавтра повторить все сначала. В воскресенье, пробегая свой 18-километровый крут по зимнему лесу Клязьминского водохранилища, я придумывал новые ходы и выходы. Мой пес — миттелыпнауцер по кличке Шверт — бежал впереди, время от времени падая на лыжню и выгрызая лед между пальцами лап.
Серьезной проблемой, которую еще предстояло решить, была команда яхты. Из старого состава, кроме Ивана, дальше никто не шел. Мои питерские знакомые из яхтенных кругов согласились бы на участие в экспедиции только на условиях оплаты. Мои близкие друзья пошли бы без всяких условий, но свалившаяся на Россию ситуация в виде неожиданного окончания социализма вынудила всех забыть на неопределенное время про вольную жизнь и заняться самоутверждением в новой формации.
Тут я вспомнил про письма, которые присылали нам люди в ответ на наше объявление в журнале «Радио», когда экспедиции требовались радисты. Кстати, таким же образом попал к нам год назад Иван Иванович.
В письме Валеры Пикулева из Николаевска-на-Амуре были такие слова и объяснения, которые, наверное, использовал бы и я, окажись на его месте. Я позвонил в Николаевск-на-Амуре, и мы поговорили. Валера оказался в трудном положении, он не ожидал, что его все-таки пригласят, тем более прошел целый год, и теперь должен был дать ответ в соответствии с духом своего письма. Валера не дрогнул. Мало того, он взял на себя труд «добыть» для экспедиции пять тысяч. Он был уверен, что в Администрации района ему дадут такие деньги. Забегая вперед, хочу сказать, что Валера оказался человеком с хорошей головой, с хорошими навыками классического механика, который имел свое мнение и всегда мог дать реальный ответ в реальной ситуации. Все это сочеталось с почти бесконечной терпимостью к многочисленным трудностям нашего предприятия. После этого звонка я почувствовал себя счастливым человеком, но, естественно, не предполагал, что за то, чтобы Валера все-таки попал на яхту, нужно будет побороться, и именно мне.
