Зато при наличии шоколада или сахара Мишку можно было заставить проснуться в любое время дня и ночи. Дотронешься кусочком лакомства до широкого Мишкиного носа и нарочно уйдешь в другую комнату. Сон у байбака как рукой снимет. Сначала открывается один черный глаз, затем другой. Мишка обнюхивает постель, но ничего не находит. Тогда он грузно шлепнется на пол — шлепнется потому, что прыгать совсем не умеет и, соскакивая с кровати, всегда летит кувырком. Поиски лакомого кусочка, обладающего чудодейственной силой, производятся с величайшей настойчивостью. Мишка сначала топчется по квартире, а затем поочередно забирается на колени ко всем членам семьи, обнюхивает руки. Но вот Мишкин нос находит руку, держащую сладость, и вялость зверька исчезает. Он суетится, втягивает в себя воздух, обнюхивает вашу одежду, бесцеремонно лезет в лицо и будет надоедать вам до тех пор, пока не получит того, что ищет.
Мишка отлично знал часы обеда и завтрака и считал своим долгом присутствовать за общим столом. Часто мы сажали его на стул на задние лапы и предлагали ложку с сахаром. Мишка зажимал ее в передней лапке и сосредоточенно ел, не просыпая ни одной сахарной крупинки.
Однажды Мишке взбрело в голову грызть ножку скамейки. Я несколько раз отгонял байбака, но он упорно возобновлял свою разрушительную работу. Тогда, потеряв терпение, я больно отдул байбака полотенцем. Бедный Мишка жалобно взвизгнул, но тут же снова занялся ножкой. Тогда я взял заячью трещотку (какие употребляют в Сибири для загона зайцев) и вооружился щеткой. Трещотка трещала, как пулемет, колючая щетка толкала Мишку в морду. Герой наш потерял самообладание и, как бомба, вылетел в другую комнату.
Я от души хохотал. Но через несколько минут в комнате показалась неуклюжая фигура байбака. С самым невинным видом Мишка вновь принялся за свою деятельность. Так у всех на глазах, несмотря на шлепки и угрозы, упрямец отгрыз ножку и лишь после того оставил скамейку в покое.
Однажды, возвращаясь с работы, я встретил на лестнице соседа.
— У вас что-то невероятное творится в квартире, — сказал он мне, — идите скорее домой.
Сквозь запертые двери были слышны то лай собаки, то птичий пронзительный голос. Это свистел и выкрикивал заученные фразы наш попугай Жако.
Я торопливо отыскал ключ, отпер двери и застыл на месте: весь пол в комнате был засыпан перьями. Перьями был облеплен и Мишка, радостно бросившийся мне навстречу. Оставшись один дома, от скуки он накуролесил: разорвал подушку и разбросал перья по всей квартире.
Чем чаще приходилось оставлять Мишку дома, тем чаще случались подобные бесчинства. Мишкины шалости становились невыносимы. Наконец мы решили отправить нашего питомца на дачу. Его охотно взяла на лето семья моего товарища.
На даче Мишке жилось несравненно привольнее, чем в городской обстановке. Он выкопал близ веранды глубокую нору и в течение всего лета продолжал свое подземное строительство. Молодому зверю необходимо было расходовать запас своей энергии. Он с увлечением рылся и копался в земле. Но никогда не оставался в норе слишком долго.
Мишку постоянно тянуло к людям. Запорошенный землей, он вылезал наружу и брел по направлению к дому.
Если он заставал семью на веранде, он укладывался на пол и отдыхал. Когда же все покидали веранду и отправлялись в комнату, Мишка считал необходимым плестись за всеми. В компании детей иной раз Мишка шел на прогулку на луг или в ближайший перелесок. Ходок, однако, он был плохой и боялся отходить далеко от дома. Метров сто пройдет, а затем повернет обратно и скачет к дому, только его короткий хвост мелькает в воздухе. Но вот он и на знакомом крылечке, встанет во весь рост на задние лапы и свистит изо всех сил, точно зовет всех вернуться.
Бывали случаи, когда байбак и один отправлялся на ближайшую лужайку, но как услышит издали лай собаки или завидит чужого человека, тут же припустится к дому. По-прежнему Мишка не выносил одиночества, и каждый раз, когда его оставляли одного дома, он обязательно выкидывал какой-нибудь фортель.
Однажды я приехал навестить друзей на дачу. Мы отправились в лес, купались; когда возвратились обратно, застали в доме страшный беспорядок. Со стола была сорвана скатерть, на полу валялась разбитая посуда, с постели исчезло одеяло. Создавалось полное впечатление, что квартиру посетили воры. Однако виновником разгрома оказался Мишка. Он стащил скатерть и одеяло в угол и, устроив мягкую постель, спал сном праведника.
Несколько лет прожил у меня Мишка. Порой он был невыносим, доставлял массу неприятностей, но к байбаку так все были привязаны, что не могли с ним расстаться. Но в одну из весен я должен был отправиться в длительную экспедицию, а семья уезжала в Крым; в квартире никого не оставалось. Это обстоятельство и заставило меня временно передать своего питомца Вере Васильевне Чаплиной, хорошо известной своими рассказами о животных.
Мишка водворился в новую квартиру и благодаря своему доброму нраву вскоре завоевал всеобщую симпатию. Но эта популярность и оказалась, как я думаю, для него роковой.
Однажды, оставленный один в квартире, он прогрыз пол и ушел в подпол. Подпол был тщательно осмотрен, но Мишка нигде не обнаружен. Байбак бесследно исчез. Вероятно, он проник в одну из соседних квартир и там попал в чьи-то руки.
Спустя несколько лет я снова завел у себя байбаков. По моей просьбе из степей Казахстана мне прислали двух молодых зверьков. Но, как я ни бился, они не стали такими ручными, как Мишка. Видимо, потому, что их было двое, а Мишка был одинок. Не имея семьи и товарищей, он невольно искал общения и ласки у человека.
Хороши ночи на юге.
И хороши они не только лунным сиянием, ярким мерцанием крупных звезд, своей тишиной, но хороши и своими звуками. Тиха южная ночь, и в то же время она богата своеобразным гомоном, но он так не похож на громкие звуки яркого дня и так гармонирует с торжественной красотой южной ночи. Вот нескончаемый, вибрирующий свист какого-то животного. Это поет свою простенькую весеннюю песню жаба. Она поет целые ночи, и вы так привыкаете к этим убаюкивающим звукам, что они вовсе не тревожат вас, не нарушают окружающей тишины.
«Клюю… клюю… клюю…» — монотонно, напролет все ночи кричит какая-то птица. И эти вкрадчивые голоса доносятся к вам и с ближайших пирамидальных тополей, и из потемневших в долинах садов, и сквозь прозрачную лунную даль из горного леса. «Клюю… клю…» или «тюю… тюю…» — протяжно и без конца кричат маленькие ночные совки-сплюшки. Много и других голосов достигнет вашего слуха, но простенькая песня жабы и крик совки и без того наполняют природу такой чарующей музыкой, что проходят десятки лет, а очарование южной ночи не может изгладиться из вашей памяти.
