Конечно, эти вытоптанные и утрамбованные дороги чаще всего оказываются под водой, потому что в дождливый период по ним устремляется вода с более возвышенных участков. Они все больше и больше углубляются вследствие постоянного стока дождевой воды, что содействует проникновению в них заболоченных вод. Эти ложбины, в которых вода часто доходит до бедер, получают, благодаря наплывшим массам песка, прочную подпочву и образуют достаточные проходы, зачастую длиной в несколько сотен шагов, в которых путешественник быстро продвигается вперед между тесно сблизившимися стенами растительности. На участках с низкой растительностью эти проходы открыты так, что вверху имеется доступ свету; но так как лианы и вьющиеся растения разрослись здесь до предела, то боковые стены непроницаемы даже для взора. В тех же частях береговых лесов, где преобладает болотистая почва и не могут образоваться подобные проходы, дорога теряется в широко раскинувшихся топях и меняется, смотря по времени года. Это случается довольно часто, и тогда приходится медленно, наудачу продвигаясь вперед, отыскивать ощупью дорогу в грязи. Если при этом и попадешь в вязкую тину по бедра, то, как я заметил, нет опасных глубоких мест, так как вездесущие, разветвленные корни деревьев предохраняют от засасывания тиной.
На пути к станции мы должны были опять перейти через одиннадцать ручьев с подобными берегами. Один раз это не обошлось без небольшой неудачи. Один осел застрял в болоте с седлом и чепраком, подпруга лопнула и упряжь размякла от грязи. Подпруга была кое-как починена, а седло очищено травой, после чего терпеливое животное везло меня дальше, до следующего перехода через болото.
Мужское население этой области, законно унаследованной вождем Хокуа, также было частью призвано к военным действиям и ушло со своими повелителями. Жители станции последовали за нами, так что я нашел для всех нас более чем достаточное жилище, где можно было расположиться.
В минувшие годы и во время путешествия по этим областям д-ра Г. Швейнфурта на севере и востоке с областью Уанды граничили округа многих мелких вождей азанде, которых хартумский торговец слоновой костью Абд-эс-Самат, путешествия по области мангбатту, подчинил себе. Там также было основано несколько постоянных селений нубийцев, однако распавшихся после смерти Абд-эс-Самата. С тех пор область мангбатту была посещена лишь заместителями муцира провинции Роль Юсуфа-эс-Шеллали (по дорогам, идущим дальше на восток через область Абака). И только недавно, по указанию преемника Юсуфа Мулы, как я уже упомянул выше, Абду-лахи опять открыл прежние дороги после того, как изменник Хокуа по собственному побуждению связался с нубийцами.
Таким образом, округ Мбиттимы, на место которого, как вассал арабов, встал Хокуа, попал в руки последнего. Теперь у него появилось желание захватить и владения его младшего брата Рензи и даже прогнать своего старого отца Уандо. Я узнал теперь, что, после моего отъезда от Ндорумы, Уандо, вопреки приказам правительства, послал свою слоновую кость ко мне на станцию, подтвердив этим, что не желает вести дело со станциями, организованными в области для сбора слоновой кости. Как раз в это время на расстоянии двух дней пути в округе Рензи, бежавшего к своему отцу, была основана вторая станция, составлявшая ближайшую цель моей поездки. Когда мое прибытие в область стало известно, все переговоры были приостановлены, но зато ко мне ежедневно стали являться посланцы обеих враждующих сторон. Уандо же велел передать мне, что после моего приезда в северную станцию он хотел бы лично посетить меня для переговоров, но боится Хокуа, который может взять его в плен, как он это проделал с Мбиттимой.
По просьбе управителя станции Магомед-Эхера я провел несколько дней на станции с тем большей охотой, что его кухня меня хорошо снабжала. Кроме того, сильные дожди также задержали меня еще на два дня, так что отъезд произошел лишь 7 ноября. Магомед-Эхер позаботился о нашем путевом довольствии. Я получил здесь, между прочим, впервые корзину тыквенных семечек. Очищенные от кожуры, растертые на мурхака (каменная зернотерка) и сваренные, они служат туземцам излюбленной приправой к мучной каше, для меня они также стали предметом первой необходимости. Употребление в сыром виде семян Cucurbita maxima небезопасно для желудка.
Мы вышли со станции поздно и в сопровождении Маго-мед-Эхера шли только три часа. Направление дороги переменилось и в течение многих дней, до временных хижин Уандо, шло на северо-северо-запад. В самом начале осталась вправо зериба Хокуа, затем мы перешли несколько рек, текущих и здесь на восток к Дуру. Характер ландшафта несколько изменился — появились возвышенности. Здесь уже не было того великолепия береговой растительности, нехватало изумительных деревьев — великанов южных широт. На смену быстро текущим потокам с заболоченными берегами появились грязные, вонючие болотистые водоемы с очень медленным течением.
Девятого ноября мы покинули очередную стоянку и двинулись на север. В начале пути мы пересекли три последних болотистых притока Дуру. Затем следовал узкий, едва заметный водораздел, а потом первый чистый лесной ручей с песчаным дном, который стекал к верховью реки Капили. Второй небольшой поток оказался таким же. Вскоре мы перешли Капили, песчаное русло которой было здесь шириной в десять шагов, а глубина реки доходила до трех футов. Многие вытоптанные поля этой области — в южном пограничном районе Ферос — свидетельствовали о невзгодах войны. По ту сторону Капили мы переправились еще через один поток, принадлежащий к этой системе рек, затем еще одна полоса дикой, необитаемой местности отделила нас от ближайших поселений и моей ночной стоянки. Люди здесь как раз были заняты утаптыванием травы на дороге уже указанным способом — длинными палками. Верховья рек Дуру и Кашли, оставшиеся теперь позади вместе с их многочисленными притоками, находятся на востоке в холмистой местности, венчающейся горой Багинзе, к которой на юге примыкают Бандуппо, Нагонго и Джамбели.
Сообщу здесь о некоторых культурных растениях этих областей. Здесь повсюду возделывается маис, но только в незначительных количествах, как лакомство для привилегированного слоя. Его зерна едят большей частью в свежем виде, поджаренными, хотя туземцы знают еще один прекрасный способ его приготовления. Зерна дурры и духна {60} (Sorghum и Penicillaria или Penissetum) здесь неизвестны, их место занимает телебуч (Eleusine coracana). Мука из него, не освобожденная от отрубей, дает темную шоколадного цвета кашу и подобного же цвета кисра (лепешки). Во время еды всегда чувствуется словно песок между зубами из-за жесткости шелухи. Мука из телебуна может быть значительно улучшена тщательной обработкой. Сладкие бататы и различные виды тыкв здесь также разводятся, ямс меньше, бананы и маниок в умеренных количествах. В области азанде маниок встречается в двух видах: реже встречающийся сладкий маниок, который в вареном и жареном виде употребляется без вреда для здоровья, и горький корень маниок. Последний, вследствие содержания синильной кислоты, сначала кладут на несколько дней в ручей, где он выщелачивается, потом высушивается, после чего все-таки остается противный запах. Из растертого в муку корня варится стеклянистая и клейкая каша. Но эту ма-ниоковую муку можно значительно улучшить и сделать приемлемой на наш вкус посредством смешения с другой мукой.
