Парковый ландшафт на пути в страну Макарама
Фотография
Высокая раскидистая листва деревьев Butyrosiperm {21} населена стаями воробьев, хозяйничающих в близлежащих полях дурры, к немалой досаде бари, у которых этот маленький «народец» вместе с огненными зябликами (Euplectes flammiceps, Euplectes ignicoler) в их великолепном брачном наряде, вспыхивающем на колосьях, как пламя, грабит значительную часть долгожданного урожая. В разбросанных группами по местности кустах и деревьях (Balanites, Parkia, Kigelia, Tamarindus) {22} водятся самые разнообразные виды пернатых; здесь звучит фанфарная трель маленькой жемчужной птички, там — низкий, короткий зов флейты перескакивающей с куста на куст Dryoscopus erythrogaster; часто встречается красивый, с сильным клювом Lanius excubitorius; с не-прекращающимся шумом и щебетанием мелькают в быстром и высоком полете ласточки. Темное, с металлическим блеском оперение великолепных блестящих скворцов сверкает на солнце; голоса несущихся к реке венценосных журавлей Grus pavonina, которых по их крику арабы называют «карнук», раздаются высоко в воздухе; стаи белоснежных маленьких цапель (Ardea bubulcus) шагают по полям у реки; по берегу в поисках пищи бегает чибис (Lobivanellus cristatus) в обществе громко кричащего и бродящего даже по ночам дождевого свистуна. Над рекой реет черный нырок (Plotus melanogaster), то неожиданно исчезая в воде, то также неожиданно появляясь из нее; в камыше и между отдельными кустами папируса стоят на ногах, подобных ходулям, задумчивые, желтоклювые цапли Ardea flavirostris и Ardea comata. На уединенных береговых лугах охотится за лягушками и змеями громадный, в великолепном оперении, седельчатый аист Mycteria senegalensis со своей супругой. Попарно ходящие египетские гуси, которые также часто встречаются и на птичьем дворе, — Tantalus ibis с саблевидным клювом и в старину боготворившиеся Ibis religiosa, — предпочитают в качестве убежища выглядывающие из воды отмели.
На другой стороне реки — высокие заросли травы и камыша, где, вероятно, редко ступает нога человека. Они служат ночью местом пребывания гиппопотамов. Вечером здесь можно часто видеть много этих неуклюжих животных, расположившихся так, что лишь их головы видны на поверхности воды, или плывущих к берегу за добычей. Не проходило ни одной ночи, чтобы не слышно было их хрюканья, часто будившего меня. Местные жители не без основания боятся крокодилов. Рассказывают много случаев о людях, схваченных во время купания или плавания этими прожорливыми ящерами. Я до тех пор не верил рассказам, что крокодил может откусить у человека целую конечность, пока сам не сделался свидетелем такого случая. Недалеко от зерибы, где берег ниже и река образует мелкую лагуну, женщины и девушки наполняли водой круглые большие глиняные сосуды, которые они носят на голове, как и египтянки; хотя их фигуры менее привлекательны, чем у феллашек {23}, все же красивая постановка тела при ношении тяжелых сосудов с водой на голове очень напоминает феллашек. Там же, на расстоянии трех-четырех шагов от берега, купались с адским гамом мальчики. Однажды крокодил откусил одному мальчику левую руку до самого локтя так ровно и чисто, что я, быстро подоспевший к месту происшествия, не мог найти ни одной нитки мускула, которая высовывалась бы из обрубка.
Меня со всех сторон убеждали, что дождливый период уже закончился, и наступило безоблачное лето; однако, как показывают мои метеорологические записи, это было не совсем так: по записям 21 ноября после полудня прошел грозовой дождь, 22 ноября была гроза с небольшим дождем, на следующую ночь — опять сильная гроза с дождем.
Двадцать шестого ноября, наконец, прибыла первая часть долгожданного каравана негров макарака. Так как в караване было несколько сот людей, его пришлось разделить, хотя бы уже из-за воды: для такого количества людей на дороге нельзя найти сразу достаточно питьевой воды. Вторая часть каравана прибыла много дней спустя. Так как в зерибе Ладо не хватало тукулей для всех прибывших, негры макарака построили себе в десяти минутах западнее Ладо собственную деревню.
Прибытие макарака внесло большое оживление в зерибу. Нельзя сказать, что и до этого здесь было тихо и спокойно, как, например, в тунисских или нубийских поселениях, казавшихся вымершими; наоборот, различнейшие звуки, особенно по вечерам и до поздней ночи, составляли сатанинский концерт. Немного спокойнее было по утрам, после того как многосотенные стада домашнего скота были выгнаны на пастбище из-за изгороди крааля неподалеку от зерибы. Кроме скота, принадлежащего правительству, каждая семья имела собственное небольшое стадо. Но в наступившей после угона скота тишине особенно ясно раздавались сварливые женские голоса, и мы становились невольными свидетелями семейных сцен. Соседка справа, в проворстве язычка не уступающая торговке Берлина или Вены, начинает взволнованно и бесконечно долго доказывать своим рабыням их никчемность, причем она часто прибегает к излюбленному сравнению рабынь с собаками; для большей же убедительности своих слов она обязательно выдернет из стены несколько камышин и обработает ими спины несчастных. Как только умолкают крики справа, пронзительный голос моей соседки слева дает знать, что и она не менее активна в управлении своим домом. Из другого конца раздается неистовый крик непослушного мальчугана, получающего заслуженное наказание, а в третьем месте совсем юный гражданин мира громко требует пищи от своей жестокой кормилицы. Играющие на улице дети награждают друг друга ударами камыша, чтобы, по примеру спартанцев, еще в детстве подготовить себя к позднейшим ударам «курбаши», и шумят так, что я не имею покоя в течение всего дня. Если добавить к этому вечное кудахтанье кур, клохтанье индюшек, блеяние оставшихся овец и коз и, кроме того, как аккомпанемент, учебные упражнения солдат гарнизона на трубе, то можно себе легко представить «дневной покой» в зерибе.
Вечером описанные шумные сцены повторяются, но часто еще дополняются монотонным пением собравшегося на ка-кое-нибудь празднество общества. Неизменно участвующий в таких случаях барабан тамтам, в который бьют пальцами, сопровождает длящееся много часов в одном ритме, без всякого изменения, немелодическое пение. От времени до времени, при каждом взрыве веселья на празднестве, пение прерывается горловой трелью целого легиона женщин. Ко всему этому добавляется аккомпанемент возвращающихся в крааль и к хижинам стад скота. По счастью, куры уже своевременно скрылись на крышах хижин и не принимают участия в ночном гаме, зато коты, здесь совсем не похожие на миролюбивых домашних животных, начинают свои концерты. В постоянной вражде, они гоняются друг за другом через изгороди и по крышам и не дают спать своими душераздирающими любовными песнями, «способными смягчить камень и привести людей в бешенство». От их воровских когтей ничего не убережешь. Эти негодяи часто воровали у нас только что приготовленный сыр.
