Консул восторженно смотрит на Гмелина:
— Сударь! Глаза мои зрят труд бесценный! Я полагаю, не токмо мы, но и потомки наши премного чтить его будут.
Путешественник в смущении опускает голову:
— Сей труд есть исполнение долга перед отечеством нашим. Еще государь наш Петр I с великим любопытством и гордостью рассматривал первую карту Камчатки, сочиненную Лужиным и Евреиновым. А его превосходительство господин Ломоносов перед смертью передал в Императорскую Академию план многих географических экспедиций.
— Признаться, сударь, долгонько я здесь медведем сижу, не слыхивал. И теперь любопытство имею до ваших экспедиций.
— Экспедиции наши разные, как-то: астрономические и физические. Дело астрономов — зело тщательно наблюдать ход небесных светил. Наша же экспедиция есть «физическая», и допреж всего инструкция ее гласит: «Ехать куда нам указано, описать тамошние места и все на карту исправно поставить».
— Да, — соглашается консул. — Великому государству нашему давно пора иметь собственную полную карту и атлас, ибо простор его необъятен.
В дверях появляется слуга, ставит на стол вазу с фруктами.
— Успехи вашей экспедиции! — поднимает бокал русский консул. — Здоровье достойного слуги отечества и науки!
Помолчав, консул спрашивает далее:
— А как у вас оказался Охотников?
— Охотников? Я вас не понимаю?
— Да вот… — Консул развел руками. — Из Петербурга намекают. Мол, сей господин у вас пребывает. А там им не больно довольны.
— Недовольны? — Гмелин хмурит брови. — А пребывание сего господина Охотникова здесь разве не есть наказание? Голод, болезни, пули разбойников. Довольно одного пути до Шемахи, дабы искупить вину…
Консул попыхивает трубкой и вновь соглашается:
— Да, да, вы правы. Я тоже полагаю. А все эти пудреные! Им бы послужить здесь с наше… Как вы разумеете?
— Так же!
— Вот-вот, — продолжает консул. — К сожалению, за пули разбойников орденов не дают. — И тут же вновь спрашивает: — А сии горы вам по душе?
— Привык. А художник Борисов да Охотников только об оных и толкуют.
Консул потирает руки:
— Красота! Эх, Самуэль Готлибович, а в Сальяны двинетесь, еще больше красоты насмотритесь.
Гмелин кивает, глухо говорит:
— Дорога от Шемахи до Сальяны, по справедливости, для того создана, чтобы кормиться разбойничьим шайкам. Между горами есть разной глубины ямы, глубокие пропасти с различными пещерами, в коих до грабежа лакомые люди караулят. А кроме того, ханы полагают — лазутчик я. Средь двенадцати солдат, посланных ханом, один доносчиком был. До каких пор сие продолжаться будет? Науке ведь служим.
— Верно, Самуэль Готлибович, верно. Коли сам подлец, то и прочих тем же полагает. Это я о ханах. Впрочем, не все они таковы. Рященский, к примеру, добр и гостеприимен.
— Слыхали…
— А я с ним уже договорился о вас.
Консул подает Гмелину письмо хана. Путешественник медленно читает вслух:
— «Высокопочтенному, в великом достоинстве находящемуся, в высокой славе сияющему, избраннейшему между благороднейшими мессианами и почтеннейшему в законе Иисусовом, сим изъявляю мое поздравление и желаю всякого благополучия и во всех предприятиях желаннейшего успеха.
Пересылая сие чистосердечнейшее поздравление, дружески объявляю, что, получив известие от высокопочтенного, в высоком достоинстве находящегося и верного высочайшего Российского двора консула о благополучии в Ензеленскую пристань прибытии, крайне обрадовался. А что сие мое дружеское письмо не совсем к Вам пришло праздным, то прошу приказать вашим служителям принять то, чему я к Вам при сем роспись посылаю. Когда же я буду иметь счастье Вас с радостью и удовольствием видеть в Ряще, то дружество наше так между нами утвердим».
Подарки, с сим письмом присланные, были следующие:
1) 10 батманов конфектов,
2) 20 батманов сорочинского пшена,
3) 12 баранов,
4) 100 кур,
5) 80 уток,
6) 20 гусей и знатное число гранатов, лимонов, померанцев и яблок.
Консул видит радость и смущение путешественника и добавляет:
— Да сопутствует вам удача!
Глава X. А БУДЕТ ЛИ УДАЧА?
«А будет ли она, удача?» — именно об этом и думает сейчас Гмелин. Правда, Рященский хан принял их хорошо, но с тех пор как он приехал в Мезандеранскую область, все как-то не ладится. Местный хан вначале приказал ему вылечить больного глазами брата. С большим трудом Гмелину удалось это сделать. Он собирался уже уезжать, как произошло неожиданное. Кто-то донес хану, будто среди рисунков русского художника есть его портрет. Суеверный владыка решил, что по приезде в Россию Гмелин обязательно выпалит в портрет из пистолета и хан тут же умрет. Сколько ни уверял Гмелин, что такого портрета нет, сатрап не поверил и прислал теперь двух прислужников. Персы разглядывают рисунки Борисова, восторженно цокают языками: «Карашо, очень карашо!»
А Гмелин молча опускает голову: он сделал все, чтобы спасти Борисова, но три дня назад художник умер.
Умер… В который раз ученый начинает письмо и вновь бросает. Нет, он не может, не может так написать его матери. Хорошо, если бы люди перед смертью делали это сами. Когда он будет умирать, то непременно напишет сам: «Простите, но я умер. Пишу о том, дабы не утруждать других». Других… А кто другие? Почти все в его экспедиции тяжело больны.
Не обращая более внимания на персов, Гмелин идет к соседнему дому. Там лежит его больной друг поручик Охотников.
— А… это вы… — Охотников с трудом поднимает голову от подушки. — Вы… Ну как, хан нашел свою образину?
— Ищет. Двух послов специально прислал.
— Ишь ты… — Поручик вздохнул и тихо добавил: — Отдайте ему потом мою шпагу с каменьями. Он алчный! Авось…
— Что вы, что вы… И думать не смейте, — успокаивает его Гмелин.
— Не надо. — Охотников берет руку путешественника. — Не надо. Лучше расскажите что-нибудь веселое. Ну, хотя бы про хана.
— Хорошо. Попытаюсь… — Губы и веки Гмелина дрожат. Он никак не может унять этой дрожи.
— Ну, что же вы?
— Сейчас. Как вы знаете, большинство ханов дураки. Но этот — просто царь дураков, дураков… — повторяет Гмелин и думает: «Совсем не смешно…» — Так вот. Вот, сударь, хан и придумал новый способ торговли: купцы ему — товар, а он им — пинок. Так всех купцов и выпинал.
Закрыв глаза, Охотников слушает. А Гмелин продолжает рассказ:
— Сребролюбие хана ненасытно. Он обдирает не только своих подданных, но и всех чужестранцев. Они в область оную с удовольствием въезжают и с неудовольствием выезжают…
