Владимир Кудинов - На разных широтах, долготах...

Ночью исхлестанный ливнем работник не мог определить, в каком же состоянии находится стадо. А когда забрезжил рассвет, он нашел его на склоне холма, нависшем над рекой. Овцы, плотно прижавшись друг к Другу, стояли под дождем, который начинал уже ослабевать. Обе собаки были на своих местах, не Давая ИМ разбегаться.

А когда совсем рассвело, понизился уровень воды в речке и оголился настил мостика, был произведен перегон овец на другой берег небольшими группами, а оттуда уже недалеко до пастбища. Но все же потери были. Четырнадцать овец утонуло в реке и в распадке между холмами. И если бы не кэлпи, то овец погибло бы гораздо больше. Жаль, конечно, что никто не видел и не мог снять фильм, как орудовали собаки во время ливня в кромешной тьме. Как они перетаскивали и гнали овец, чтобы собрать их всех вместе, как помогали им выбираться из воды. Все это, как кажется, можно осмыслить и представить. Уверяю вас, вы не в состоянии отгадать всего, что было на самом деле. Если бы кэлпи не были кэлпи, они могли бы бросить стадо, убежать на ферму… Но они оставались при своей работе. Почему? То ли гены, то ли прирожденные способности?

Уверяю вас, что ни при каких обстоятельствах, даже при пожаре, кэлпи никогда не бросили бы овец. Вот какие они, кэлпи!

Другой случай произошел во время зимних каникул, когда я был еще студентом.

Двадцать восьмого июля, — помню как сейчас, я поехал на наши пастбища, находящиеся в семидесяти милях от главной фермы. Год назад мой отец купил четыреста гектаров земли у одного фермера. Сделка была выгодной, но активно земля еще не использовалась и была оставлена, как говорят, до лучших времен. Но так пли иначе на пастбище находилось восемьсот пятьдесят овец, которых обслуживал один из наших работников. Он ездил на этот участок два-три раза в неделю — проверял действие водяного насоса, приводимого в действие ветряным двигателем; уровень воды в котловане, из которого пили овцы; давал нм подкормку и так далее. Работник приболел, и отец послал меня заменить его — пора было перегонять овец. Я прихватил с собой в машину собак — старого Монка и молодого, можно сказать, только начинающего свою деятельность Дюка. Прибыв на место, я поставил машину в тени сарая, где хранились инвентарь, подкормка для овец, семена, удобрения и всякая всячина. И нужно же было такому случиться, что, выходя из машины, я попал в заросшую травой яму, оставшуюся от столба электроосвещения, и вывихнул обе ноги. По это не все. Падая, я очень сильно ударился головой о камень в траве. Сколько времени пролежал без сознания — не знаю. Очнулся оттого, что собаки лизали мне лицо. Ноги болели нестерпимо и невероятно распухли, голова раскалывалась от боли.

Чем яснее становилось мое сознание, тем острее я понимал, что попал в затруднительное положение: и я, и автомашина находились за сараем и не были видны ни с шоссе, ни с проселочной дороги. Попытался сесть в машину и завести мотор. Изнемогая от боли, взобрался на сиденье и обнаружил, что нет ключа. Я вспомнил, что, когда приехал и выключил мотор, он был у меня в руках, при падении, очевидно, я его выронил. Пришлось, скрипя зубами от боли, совершить обратную процедуру. Ползая по траве и ощупывая каждый дюйм во всех вероятных местах падения, ключа я так и не нашел. Забегая вперед, скажу, что он не был найден и впоследствии. Очевидно, падая, я инстинктивно взмахнул рукой и таким образом забросил ключ куда-то далеко.

Вечерело. Стало холодно. С большим трудом я вновь добрался до машины и вытащил из кузова куртку, надев которую немного согрелся. Положение мое ухудшалось тем, что родители знали о моем намерении на обратном пути заехать к нашему знакомому фермеру, с сыном которого я был дружен, и заночевать там.

Пока не стемнело, я дважды посылал Монка на шоссе и проселок с заданием привести кого-нибудь к сараю, где я лежал. Он не был обучен этому, и я старался путем совмещения привычных для него команд внушить псу то, что мне было нужно. Я понимал, что на близлежащих дорогах пешеходов нет, есть только автомобилисты. А остановить их зачастую нелегко и человеку.

Монк по команде умел найти на нашей ферме отца, мать, работников, моих сестер и братьев. Но незнакомого, просто «человека Икс», он никогда не искал. Он мог отделить от стада и привести к вам любую указанную ему овцу, но для этого кроме слов употреблялись и жесты. Знал Монк еще и десятка два других команд.

Словом, минут через сорок после первой моей команды пес вернулся ни с чем и, чувствуя свою вину, повизгивая, начал ластиться ко мне. После второй команды Монк пригнал ко мне двух овец…

Темнело. Стало еще холоднее. Попытка устроиться в машине ни к чему не привела. При сгибании ног боль становилась невыносимой. Открыть двери сарая я не мог. До нижней задвижки я еще кое-как дотягивался, а верхняя была для меня недостижимой. Пришлось заползти под машину: пошел мелкий дождь.

Пока я занимался с Монком, ожидал его возвращения, Дюк не оставлял меня своим вниманием. Он прижимался ко мне, обогревал. А когда совсем стемнело, привалился всем телом и Монк. Долго я не мог уснуть из-за боли. При каждом моем движении, попытках изменить положение оба кэлпи очень волновались, тыкались носами в бока, как бы помогая мне. Все же я заснул. А когда проснулся, уже светало. Дождь кончился. В следующий момент после пробуждения понял, что собак рядом со мной не было. Позвал их. Никого. Я забеспокоился, по подсознательно понимал, что кэлпи никогда не оставляют своего хозяина самовольно.

Я лежал под машиной замерзший, обессиленный. При каждом шевелении боль была такой острой, что я вскрикивал. За свою судьбу я не очень-то беспокоился: если не вернусь к полудню домой, отец наверняка позвонит по телефону на ферму моего друга и, узнав, что я там не был, отправится на поиски. В этом я не сомневался. Из-за боли есть не хотелось совершенно, но очень мучила жажда. В таком положении оставалось только одно — ждать помощи. Добираться ползком — больше мили — до дороги я пока не пытался, откладывал это на крайний случай. Если до трех-четырех часов пополудни никакой помощи не прибудет, тогда я поползу. И тут вдруг я услышал лай в два голоса и узнал своих кэлпи. Я не сомневался, что они ведут кого-то на помощь. К тому же лай был особенный, совсем не походил на те варианты, которые я знал: лай на чужого человека, появившегося на ферме, лай на овец при их перегоне и сопровождении, при неподчинении овцы… Через две-три минуты я уже отбивался от Монка и Дюка, которые ворвались под машину и, буйно радуясь, пытались облизать меня, а затем услышал шум мотора и увидел колеса автомашины, подъехавшей к моей, потом ноги человека…