И Рэмидж, и Лир посетили Джераче. Рэмидж побывал там в 1828-м, а Лир — в 1847 году. Рэмиджа город оставил равнодушным, его больше заинтересовали руины Локров. Ему хотелось рассмотреть шелковые коконы, но их владелец отказал ему в его просьбе, опасаясь дурного глаза. С другой стороны, Лир и его компаньон, Джон Проби, дважды посетили Джераче и с удовольствием провели время в гостеприимном доме дона Паскуале Скаглионе, одного из знатных горожан того времени. Лира поразило то, что женщины «задирают верхнюю юбку своего наряда на голову». Больше они этого не делают. В Джераче эта традиция утвердилась в связи с сарацинскими набегами. Женщины прикрывали лица.
— Зачем? — спросил я.
— Кто знает?
4
На сороковой миле по направлению Локры — Копанелло дорога повернула в горы, к Сквиллаче. Я считал марины и лидо и насчитал их десять. Они расположились на каждой четвертой миле. Вот их названия, начиная от Локри: Марина-ди-Джойоза-Ионика, Марина-ди-Каулония, Риаче-Марина, Монастераче-Марина, Марина-ди-Бадо-лато, Иска-Марина, Марина-ди-Даволи и Марина-ди-Копанелло.
Я уже высказывался относительно этих морских курортов, однако, проезжая мимо, подумал, что не оценил их по достоинству, и с исторической точки зрения они более значительны, чем первоначально мне показалось. То, что мы видим сейчас, на деле — новая колонизация Великой Греции. Процесс, начавшийся за семьсот лет до Рождества Христова, возобновлен. Как я уже говорил, сарацины и малярия в VIII–IX веках прогнали уцелевших жителей прибрежных городов в горы. Сейчас с малярией покончено, солнечные ванны, моторные лодки и перспектива обогащения заставили людей спуститься с гор. Больших городов с крепостными стенами и башнями уже не будет. Наверняка здесь построят уродливые бетонные отели, плавательные бассейны, танцевальные площадки, полосатые павильоны. Появятся официанты в белых пиджаках, шезлонги, и возникнет целая империя пляжных зонтов. Стоит только вспомнить окрестности Римини, чтобы представить, как будет выглядеть Ионическое побережье. Можно не сомневаться, здесь вырастут виллы, отдаленными предшественниками которых были греческие и римские резиденции.
С мыса у Сталетти я смотрел вниз, на пляж. Был воскресный день, собралось много народу. Люди плавали, загорали, выходили в море на каноэ. Это — единственный день на неделе, когда многие недавно зародившиеся лидо заполнены народом, да и вообще открыты. Часто слышишь об ужасающей бедности Южной Италии, тем не менее каждое воскресенье к побережью съезжаются сотни автомобилей из окрестных городов. Из них выходят веселые и обеспеченные на вид семьи. Они останавливаются в местных маринах. Кто эти южане? Без сомнения, элита, лучшие люди — бюрократы, врачи, юристы — знать маленьких городов.
Я спустился по крутой дороге к солнечному пляжу в Копанелло. Автомобили парковались в тени деревьев, приятные маленькие бунгало окружили плавательный бассейн, хотя мне было непонятно, кто пойдет туда, когда в нескольких ярдах отсюда на многие мили раскинулось изумрудное Ионическое море. На заднем плане стояли три больших бетонных здания, одно — еще в виде каркаса. Не знаю, то ли отели, то ли жилые дома. В ресторане мне подали восхитительный ланч, а я с интересом рассматривал толпу.
Зная образ жизни людей из горных городов Калабрии, с изумлением видишь их воскресную трансформацию. Молодые люди и девушки были одеты по последней пляжной моде, рекламируемой в журналах или на телевидении. Странно было думать, что у многих молодых женщин, почти оголенных, есть бабушки или другие пожилые родственницы, до сих пор расхаживающие в тяжелой местной одежде, в которой из-под синей юбки выступает нижняя, красного цвета. Бикини этих девушек были провоцирующими, но я заметил, что за молодыми особами пристально наблюдают. Похоже, их сопровождала пожилая женщина, на манер бывшей дуэньи.
Я уверен, что Гиссингу, а возможно, и Норману Дугласу не понравилась бы трансформация этого пустынного и красивого берега в еще одну Ривьеру, хотя такие вещи неизбежны. На юге Италии находятся два из числа из самых красивых европейских побережий, и трудно сказать, какое из них лучше — у Тирренского моря или у Ионического. Я не однажды упоминал, что многих южан больше интересует туризм, а не промышленность. Им кажется, что здесь можно легко заработать. Что ж, возможно, они правы. Надеюсь, во всяком случае, что новые морские курорты помогут разрешить экономическую проблему юга Италии. На одной из марин молодой человек с гордостью указал мне на новый отель, в который его отец вложил все свои накопления. Он смог послать своего сына в Швейцарию — учиться гостиничному менеджменту.
Покинув этот цивилизованный уголок, я поднялся в горы и вскоре был в городке Сквиллаче, славящемся тем, что здесь родился историк Кассиодор, сюда же он вернулся, когда состарился, и основал здесь монастырь. Многим людям этот город напомнит несколько глав книги Гиссинга «У Ионического моря», в которой писатель рассказал о том, как в страшный ливень приехал сюда в экипаже. Он решил, что Сквиллаче — жалкие развалины. Гиссинг пришел в кабачок, где ему и его молодому вознице принесли поесть и при этом нагло обсчитали. День был воистину неудачным.
Гиссинг, должно быть, был странным и неуживчивым человеком. Думаю, что представление о нем как о пророке, постоянно нуждавшемся в деньгах, о бедняге и неудачнике, не вполне соответствует действительности. Он был на пути к популярности и уже выказывал признаки деловой хватки, которую порицал в других, однако потом все разладилось. Его дружба с Гербертом Уэллсом, бывшим на девять лет моложе Гиссинга, длилась до смерти последнего. По темпераменту они были полными противоположностями: уверенный в себе, агрессивный Уэллс добился успеха; Гиссинг, бедный, сомневающийся, чувствительный, образованный, был невезуч. Странная пара. Я был немного знаком с Уэллсом в последние годы его жизни. Жаль, что не узнал у него об этой дружбе и почему такой романтичный грекофил, как Гиссинг, выбрал предметом своего творчества не Великую Грецию, которую обожал и о которой так чудесно писал, а период упадка Римской империи при первых варварских вождях — Одоакре, Теодорихе и их последователях. Последний роман Гиссинга назывался «Веранильда». Очевидно, замысел этого произведения ему навеяли письма Кассиодора. Отсюда и желание посетить Сквиллаче.
Как и многие культурные римляне V века, Кассиодор полагал, что Италии будет лучше при варварском правителе, прислушивающемся к просвещенным идеям. Ему не нравилась бюрократическая тирания византийского Востока. У всех успешных варварских правителей имелись римские секретари, а Кассиодор, без сомнения, был из числа идеалистов, веривших в то, что варваров можно быстро цивилизовать. После долгой и достойной карьеры при готском дворе в Равенне он ушел в отставку, разочарованный непримиримостью и дикостью правителей, и основал монастырь в своем имении в Сквиллаче. В старости, или, вернее, в первой половине пожилого возраста (он прожил почти сто лет), Кассиодор сослужил потомкам большую службу. Он был первым священником в Италии, создавшим скрипторий (комнату для писцов), ставший непременным атрибутом монастыря. Монахи там учились копировать рукописи. Ему и тем, кто принял его систему, наука в высшей степени благодарна за сохранение многих классических текстов. В свободное время Кассиодор изготовлял водяные и солнечные часы. Возможно, именно он изобрел лампу с автоматической подачей масла, при свете которой писцы работали зимними вечерами, а иногда и ночью.
