Дурра (в центре), да помогают бананы, плоды оухн (слева), телебун (справа)
Правда, туземец располагает еще и другими заменителями злаков. Не говоря уже о сладких бататах и о маниоке (а’бангбе и бавра — у азанде), упомяну лишь о различных видах тыкв. Три сорта ее выращивают для еды, от других трех сортов берут лишь семена, котбрые лущат, толкут и используют в виде каши. Самый мелкий, но очень вкусный сорт (биссанде — у азанде) похож на нашу мелкую в пупырышках дыню; сорт этот красновато-желто-го цвета и сладковатый на вкус, тыква этого сорта в вареном виде приятно мучниста и не водяниста, как другие сорта (бокко и нбеллило), внешне похожие на наши арбузы. Три сорта тыквы созревают во время дождливого периода, и у амади их можно было получить в июне, а иногда даже раньше. Три сорта тыквы долго остаются на полях уже после дождливого периода. Семена первого сорта — большие, с серой, сморщенной шелухой, второго сорта — меньше, гладкие и желтовато-белого цвета. Очистка даже в количестве, нужном для обеда, требует много времени и производится женщинами при помощи ногтей. Кроме указанных сортов, во всех этих областях выращивают еще и другие разновидности тыкв, служащие материалом для домашней утвари.
Маниок
Коноплю (нбигпалла — у азанде) сеют в этих широтах в июне, в июле у амади она всходит, и урожай снимают после дождливого периода.
Земляной орех — арахис
Кроме того, амади выращивают земляные орехи (Arachis hypogaea, уанде — у азанде), затем еще один сорт бобов (Voandzeia subterranea, а’бонду — у азанде), но они менее нежны и вкусны, чем другие сорта, и их семена не дают масла. Я встретил здесь, правда, в отдельных местах, высокие «бамбия» (Hibiscus esculentus, мбойо — у азанде).
Сушеные плоды бамии, употребляемые в пищу
Следует отметить, что эти овощи арабов и индусов, вероятно, произрастают во всех областях тропической Африки, по крайней мере, они введены здесь нубийцами уже давно. Не следует забывать и ранее упомянутого масляничного плода (Hyptis spicigera, ндакка — у этих народов) и джута — дикой мелохии (молумбидда, Corchorus olitorius и С. capsularis). Helmia bulbifera (мэннэ — у азанде) — вьющееся растение, привязываемое к верхушкам деревьев, у которого корневые, а также воздушные клубни на сгибах листьев съедобны и по своему строению и вкусу напоминают наш картофель. Выращивают здесь и ямс (Dioscorea alata, мбарра — у азанде), амади называют его, в зависимости от красноватой или белой окраски, разными именами. В пищу идут как клубни, так и молодые листья Colocasia. Наряду с Corchorus olitorius во всех этих районах растет в диком виде Portulaca oleracea (ридшел — у арабов, асоэссэра — у амади).
Из стручковых овощей чаще всего сажают Vigna sinensis (лубия — у нубийцев, а’багна — у азанде). Это низкие кусты с тонкими стручками, длиной в палец, содержащими маленькие, круглые, серо-зеленые семена. Молодые, еще зеленые стручки могут быть использованы в пищу, как наша стручковая фасоль, и я ел их всюду, где находил. Выращиваемый в большом количестве в Египте сорт лубии мало отличается от этой широко распространенной в тропиках культуры. Кроме лубии встречаются еще и другие сорта бобов. У амади растет также сахарный тростник. С него снимают верхнюю твердую оболочку, откусывают и высасывают содержимое. Мед туземцы съедают вместе с воском и даже с белыми личинками в ячейках. Полученный мною от амади в таком виде мед, после выварки и очистки его, имел горький вкус.
Наконец, упоминаю о табаке (Nicotiana tabacum, гундо — у азанде). Здесь нужно заметить, что почти все известные мне негритянские народы выращивают табак, но не каждый курит его; посев табака ограничивается насаждением нескольких дюжин растений вблизи хижин на высоких грядках, и за ним тщательно ухаживают. Больших табачных плантаций не разводят, так как табак требует ухода и постоянного наблюдения; притом для большинства туземцев это настолько заманчивый объект, что часто листья его обрывают еще неспелыми, зелеными и, после сушки у огня, курят, даже смешивая его с древесным углем. В результате, в этих районах редко можно увидеть значительные запасы табака, в то время как население других областей, например у Роля, в Калика, Латука и особенно в Униоро и в Уганде, табаком засевают большие площади; табак служит там предметом обмена, он также обеспечивает потребности в нем египетских станций. Запас моего собственного, привезенного табака, со времени моего пребывания у абармбо, уменьшился до одного резервного ящика. Я смешал привезенный табак с местным, а в дальнейшем пользовался только табаком негров, и лишиться его было бы мне очень нежелательно.
Следует отметить наблюдаемую мной во время пребывания в гористой области амади акустическую особенность. Несколько раз я слышал странную, почти необъяснимую детонацию, громкий единовременный треск, напоминающий отдаленный пушечный выстрел. Уже Ливингстон наблюдал подобное явление. Туземцы не могли объяснить его и связывали этот шум во время моего пребывания у абармбо с треском моих ружей. Они наивно верили, что шум выстрела может быть слышен на расстоянии в несколько дней пути; Земио и его люди, например, утверждали, что во время войны Солимана с Джесси они слышали оттуда стрельбу, хотя находились на расстоянии восьми дней пути. Что касается акустического феномена, то надо сказать, что он имел место всегда при заходе солнца и при безоблачном небе. Голые скалы в горах часто отличаются расщелинами и обрывами, которые, по-видимому, появились не постепенно, а путем внезапного разрыва породы, в результате быстрой смены температуры, быстрого охлаждения скал при заходе солнца. Очевидно, причиной таких детонаций является обвал или разрыв скал. Кто при этом не вспомнит и другого, издающего звуки камня в Африке — статуи Мемнона {63}.
В темных береговых лесах области Мади водятся шимпанзе. Я попросил Мазинде, его людей и Дзумбе пойти в лес, чтобы поймать молодых зверей. После двухдневных поисков они набрели на след группы шимпанзе.
Охотники окружили это место сетями, затем отошли и издалека ударили в барабан нугара, что заставило зверей спуститься с деревьев и броситься в бегство. Но, как мне рассказали, они разумно приподняли сети, пролезли под ними и, таким образом, почти все ускользнули. Лишь одна старая самка оставила детеныша перед сетью, но вскоре вернулась и при приближении людей убежала к своему гнезду на ближайшем дереве. Вдогонку ей Дзумбе и Мазинде послали несколько дюжин выстрелов пулями и дробью, но без всякого результата, так как, по их утверждению, животное было заколдовано. Детеныша, самца, принесли мне живым; ему было всего несколько дней от роду, и он еще носил остатки пуповины, отпавшей на другой день и оставившей маленький гноящийся след. Обезьяна была величиной приблизительно с человеческого зародыша шести месяцев; черты лица странно старческие, что типично для шимпанзе; голова покрыта густыми волосами, а грудь и живот — совсем без волос. Зверек все время вытягивал руки и ноги, как бы ожидая объятий матери, и искал пищи. Прижатый к груди, он затихал и был доволен, но, как только его снимали, начинал пищать и кричать. Я тотчас же попробовал подложить его для кормления к одной из коз, и, действительно, скоро он начал сосать ее молоко, затем его завернули в платок, и он спокойно проспал в корзинке день и ночь. Маленький Том (так я его назвал) прилежно питался, и я надеялся, что он выживет, но, к сожалению, он через неделю умер. Я оказал ему последнюю услугу тем, что собственноручно препарировал его скелет для коллекции. Но все же я хотел посмотреть на шимпанзе в их укрытии и приказал разведать их новое местопребывание. Через день я получил благоприятные известия и немедленно двинулся с проводниками в путь на север к месту, где мои люди следили за зверями. Целый час мы шли по узкой тропинке через кустарники и в высоком лесу. Пышность и своеобразие этого дикого леса трудно описать, эти места очень отличаются от обычных девственных лесов у рек. В отдельных местах, по неизвестным мне причинам, совсем отсутствовали высокие деревья, или же высокий лес сменялся кустарниками, из массива которых подымались отдельные лесные великаны. Такие пространства покрыты непроницаемым сплетением вьющихся растений и лиан. Эта удивительная растительная масса тянется горизонтально волнистой линией в соответствии с высотой окутываемых ею кустов и деревьев, как лабиринт из зеленых холмов и сочных долин. Сотканный природой непрерывный, наполовину висящий гигантский ковер с кроны дерева через кустарник опускается в глубину, мягкой дуговой линией покрывает почву, опять поднимается, затем снова опускается вниз, взбирается на поддерживающее его дерево и на гниющие остатки стволов старых деревьев и, поднимаясь все выше, снова достигает кроны высоких деревьев. К лиственным кронам лесных исполинов доходят, правда, лишь отдельные нити этого великолепного ковра, но эти самые длинные нити вьющихся растений кажутся бесконечными, как будто даже на этой головокружительной высоте они стремятся все выше и выше, в самое небо. Можно спокойно лечь на эти искусно сплетенные гамаки, без опасения провалиться. Они настолько эластичны и крепки, что пробить себе проход среди них стоит больших усилий. Однако лишь открытые, солнечные и влажные места на берегах рек дают такое массовое развитие лиственного украшения, в местах же вечной тени, среди густо стоящих высоких деревьев ему не хватает света. Хотя и там есть растения тех же видов и конфигурации, которые толстыми канатами извиваются и, поднимаясь на высокие лиственные верхушки деревьев, стремятся к свету, но у них нет боковых сплетений и лиственных украшений. Лишь высоко наверху, пропитываясь солнцем и воздухом, некоторые из них находят силу покрыться богатой листвой и окутать сучья деревьев густой зеленью. Маленькие, часто непроницаемые для глаза беседки на верхушках высоких деревьев и являются излюбленными убежищами шимпанзе. Разнообразные муравьи забираются на верхушки высочайших деревьев, и их жилища, искусно сделанные из глины, листьев и клея, висят на сучьях, похожие на бочонки.
