Уже вернувшись на борт баркаса, я проанализировал свои ощущения и пришел к выводу: уж если и заниматься фотоохотой, то лучше снимать подслеповатых носорогов, нежели этих гигантов с острым зрением и длинным сильным хоботом. Одно дело восторгаться слонами, сидя в уюте гостиничного номера, и совсем другое — наблюдать за ними в условиях дикого африканского буша.
Мы чувствуем себя вполне спокойно и комфортно на территории отеля, ибо данное учреждение исполняет функции полицейского: оно обеспечивает нашу безопасность, защищая от произвола дикой природы. Но это не должно заслонять того факта, что регион Замбези не сильно изменился за последние десятилетия. По сути, он остался тем же, что и во времена доктора Ливингстона. Уберите удобный буфер в виде современного отеля, и любому путешественнику опять придется иметь дело с палатками, москитными сетками, ружьями, носильщиками, хинином, атропином и прочими атрибутами девятнадцатого века. Однако мои соседи по гостинице, похоже, об этом совсем не думали. С утра они беззаботно отправлялись на экскурсию к водопаду, после обеда ждала прогулка по Замбези, а вечером, наслаждаясь замороженным суфле, они хвастали своими фотографиями крокодилов и бегемотов — будто это было самым обычным делом.
Заглянув вечером в бар отеля, я разговорился с одной молодой дамой, и она с восторгом поведала мне, что видела на прогулке «такого миленького крокодильчика»! А сидевший рядом мужчина, потягивая виски с содовой, сообщил, что запах гари вызван пожаром в буше.
— Кто-то не загасил сигарету? — предположил я.
— Да нет, — пожал плечами мужчина. — Это местные охотятся. Они поджигают буш, а затем бросают ассегаи в дичь, которая спасается от огня. Это, конечно же, запрещено, но полиция не всегда может уследить за порядком.
В глубокой задумчивости удалился я в свой номер, чтобы переодеться к обеду. Мы здесь едим замороженную папайю, суп из лука-порея, жареную камбалу под майонезом и оленину под винным соусом, закусывая персиком «мельба». А в это время буквально в двух шагах от нас разгуливает «миленький крокодильчик» и бьется в агонии бык, пронзенный ассегаем. Какой из этих миров более реален? Что есть подлинная Замбези? Этот вопрос я предоставляю решать вам, уважаемый читатель.
17
На обратном пути в Йоханнесбург я снова остановился в Булавайо. Один из моих друзей вызвался отвезти меня на холм Матапо и показать могилу Сесила Родса. Выбором места для своего погребения этот необыкновенный человек озаботился задолго до смерти. Он распорядился, чтобы его похоронили на вершине одинокого холма в стране, носящей его имя. Однако Родс был не первым человеком, избравшим Матапо в качестве своей могилы. До него здесь был похоронен Мзиликази, великий вождь матабеле. Известно, что его погребли в пещере сидящим на троне — так, чтобы даже после своей смерти вождь мог любоваться страной, которой правил при жизни. Прослышавший о том Родс воскликнул: «Этот человек был великим поэтом!» Возможно, тогда же у него возникла идея посмертного использования холма Матапо.
«Меня восхищает уединенность и величие этого места, — писал Родс в своем завещании. — Посему я желаю, чтоб меня похоронили на холме Матапо, на площадке, куда я часто приходил и которую назвал “Панорамой мира”. На моей могиле прошу поместить простую медную табличку, на которой должны быть выгравированы следующие слова: “Здесь покоится прах Сесила Джона Родса”».
Проделав путь в пятнадцать миль, мы очутились в пустынном горном краю, который произвел на меня зловещее впечатление. Здесь росли гигантские деревья молочая — я таких нигде больше не видел. Они стояли, угрюмо вздымая в голубые небеса колючие ветви и придавая ландшафту некий сюрреалистический оттенок. Приглядевшись, я заметил и другие растения, которые чудом умудрялись закрепиться в расселинах скал и извлекать из этой негостеприимной земли живительные соки. Тем не менее их было немного, и главной деталью пейзажа оставались гранитные валуны (некоторые огромного размера), какие громоздились по склонам холмов в таком беспорядке и в такой опасной близости к краю, что, казалось, довольно одного порыва ветра, чтобы сбросить их вниз. В этом месте царила глубокая тишина, которую нарушало лишь жужжание насекомых. В просвет между холмами я разглядел открывавшиеся голубые дали.
Площадка, которую Родс избрал местом своего захоронения, выглядела, несомненно, эффектно. Сама природа позаботилась о том, чтобы возвести здесь некое подобие Стоунхенджа: гранитные валуны стояли по периметру, будто охраняя заключенную внутри каменную платформу. Наверх вела узкая каменистая тропа, и того, кто находил в себе силы преодолеть этот подъем, ожидала достойная награда — та самая «Панорама мира», простиравшаяся вдаль по меньшей мере на пятьдесят миль. Именно здесь, на вершине холма, и расположена могила Сесила Родса. Как он и просил, тут лежит скромная гранитная плита, на которой вырезаны его имя, а также даты рождения и смерти. Родсу не было и пятидесяти, когда он умер.
Глядя на эту плиту, на которой грелась красноголовая ящерица, я подумал, что такая могила вполне бы подошла монаху-трапписту. Мне вспомнилась история, которую рассказывал У. Т. Стэд, душеприказчик Родса. Некий мистер Дж. Уиндем путешествовал по Родезии, и ему повезло очутиться на вершине этого холма вместе с основателем страны. По его свидетельству, Сесил Родс обвел горизонт рукой и произнес следующие слова: «Дома, еще больше домов… Вот ради чего я тружусь!»
Рассказчик называет эту историю «очень красивой», но у меня она вызывает в первую очередь чувство жалости. Ведь дома предполагают женитьбу и рождение детей, а это как раз те радости жизни, которых Сесил Родс был лишен. Из всех людей, кого судьба забросила в Африку, Родс оказался наиболее непоседливым и наименее приспособленным к домашнему уюту. Мечтая о домах для других, сам он так и остался одиноким бродягой, не познавшим семейного счастья.
Мне кажется, что эта скромная могила на холме призвана увековечить память о Родсе-мечтателе. Разве этот человек не из той же породы, что и Александр Македонский? Один грезил об эллинистическом мире, другой — об англизированном. И оба стремились завоевывать все новые и новые земли.
На обратном пути я повстречал пожилого джентльмена в рабочих шортах, который с видимым трудом поднимался на холм, опираясь на палку. Увидев меня, он снял сомбреро и промокнул лысину платком.
— Джон Сесил там, наверху? — спросил он.
— Вы найдете его на вершине холма, — отвечал я.
— Я просто хотел поздороваться с ним.
— Вы были знакомы с Родсом? — поинтересовался я.
